Соблазн

Высокомерно оглядывает Стефа. Потому что джинсы, футболка и яркие навороченные кроссы. А это «моветон»!

— Возьми Илью и сядь ко мне в машину.

— Нет, — синхронно и категорично отвечаем мы со Стефом.

Сжимаю его пальцы в благодарность за поддержку. Лицо мамы возмущённо застывает.

— Я хотела поговорить с тобой позавчера, мам. Когда нам нужна была помощь и поддержка. Но у тебя не нашлось для меня ни времени, ни понимания.

— Не при посторонних, Виктория.

— А здесь нет посторонних!

Стеф обнимает меня за плечи, притягивая ближе.

— И всё-таки удели мне полчаса, милая, — с улыбкой, но глаза ледяные.

— Здесь есть кофейня в соседнем доме, — подсказывает мне Стеф.

— Погуляешь пока с Илюшкой?

— Без проблем. А хочешь, пойдём с тобой?

А вот…

— Хочу!

Стеф усаживает на диван Илью и приносит ему сладкое меню.

Мы присаживаемся с мамой за соседний столик. Молча смотрим друг на друга, пока нам делают кофе. В её взгляде нарастает пренебрежение. В детстве меня можно было пытать этим взглядом. Но давно уже выработался иммунитет.

— С коньяком, пожалуйста, — уточняет мама, поднимая руку и изящно изгибая пальцы, чтобы привлечь внимание баристы. И меня корёжит от этого пафосного жеста. Наверное, я дошла до стадии острой аллергии на всё, что ассоциируется у меня с моей жизнью.

С коньяком? Качаю осуждающе головой.

— Ты же за рулём.

— А ты замужем! — шипит она гневно, срываясь на эмоции.

— А я развожусь.

— Вика… — машет она на покрасневшее лицо руками. — Ты сошла с ума?

— Нет, я в себе.

— Посмотри на себя! Я и не узнала тебя сразу. Ты что, в деревне на покосе?

Устало закрываю глаза.

— Это всё, что ты хотела сказать?

— Кто этот… мужчина? — вздрагивают её губы.

— Он представился.

— Хватит! Ты понимаешь, о чём я спрашиваю! Кто он тебе?

— Когда вы с папой проигнорировали мою просьбу о помощи, он на неё отозвался.

Что ещё о нём ты хочешь знать?

— Никто не игнорировал! Ты бросила трубку! Я пыталась помочь!

— Всё, мам!

— Борис был у нас. Рассказал про твою шизу: ты придумала, что он намеренно хотел навредить сыну и сбежала, украв ребёнка! Ты в точно в себе?

— Я ничего не придумала. Допусти мысль, что это правда. Что тогда?

— Это чушь! Борис любит сына! Он заботится о нём как никто другой. Он замечательный отец!

Илья закатывается от смеха за соседним столиком.

— Мам… а ты слышала, чтобы Илюшка хоть раз смеялся рядом с отцом?

— При чём здесь это? Борис не клоун! — бросает недовольный взгляд на кроссовки Стефа.

— А при том, что альтернативная версия заботы мне больше импонирует. И Илье тоже!

— Виктория… ты позоришь нашу семью.

— Я прямо ждала этих слов. Наверное. Но вам придётся принять моё решение, мам.

— У отца выборы! Как ты можешь так поступать с ним?

— Мне очень жаль, — опускаю взгляд.

— Если пресса пронюхает, что ты при живом муже живёшь у какого-то… нищего плебея… дешёвого плейбоя!! — оглядывает крепкие плечи Стефа.

— До свидания, — встаю я.

— Сядь!

Сопротивляться агрессивному командному тону так же спокойно, как реагировать на осуждение, я ещё, видимо, не могу. Плюхаюсь обратно на диванчик. Мама нервно выпивает полкружки кофе залпом. Так же, как пьёт обычно крепкий алкоголь.

— Я поговорила с отцом. Ты можешь переехать к нам, пока всё не наладится.

— Спасибо.

— Забери Илью и поехали.

— Неточно выразилась. Спасибо, но нет.

— Послушай меня, милая, — сжимает мою кисть. — Заканчивай этот позорный детский протест и поговори с мужем. Он готов… выслушать все твои претензии.

— Спасибо! — зло и холодно улыбаюсь я. — Но тоже — нет. Поздно. Я живу с другим мужчиной, мам. Полноценно. Пути обратно нет.

— Господи, какой позор… — сделав трагичное лицо, отворачивается к окну. И, вдохнув поглубже, заговорщицки снижает голос: — Об этом никто не узнает, милая…

Мы никому не скажем. Вернись… Борис не задаст тебе таких вопросов, чтобы сохранить семью. Я уверена!

— Дело в том, что я больше этого не стыжусь. Мне, наконец-то, хорошо. Я чувствую, как меня любят.

— Этот… Державин, кажется? — уже всё поведали про него! — Он не пара тебе.

— Его зовут Степан. Он детский врач. И прекрасный человек.

Раздражённо отмахивается.

— Врач… У него была подростковая судимость за драку, ты в курсе?

— Парни иногда дерутся, мам, я этот факт переживу.

— А мы с отцом — нет! Наверняка ему нужно что-то от отца, вот он и приклеился, чтобы влиться в семью! Ты же знаешь… альфонсы всегда ищут таких дур, как ты, и кружат им голову. Посмотри на него. Это же очевидно, что альфонс.

— То есть я настолько убогая, что просто так мужчина не может в меня влюбиться?

Только в возможности моего отца?!

— Женщины переоценивают значение своей внешности!

— Ты мне это говоришь? Да ты же на ней помешана!

— Это поддерживает статус отца! Я слежу за собой, потому что я — идеальная жена. Но поверь мне, осознаю, что этой монетой мужчину не купить.

— Купить, продать… Тошно! Это все сплетни и доводы? Мы можем ехать? У нас дела.

— Опомнись… Отец рвёт и мечет!

— Передай ему, что я… прошу прощения, что не так идеальна, чтобы войти в его предвыборную. Но я наконец счастлива и верю, что он найдёт в себе немного любви ко мне, чтобы простить это.