Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

На свидание я выезжаю в десять часов. Надо провериться, хотя мой зеленый «ситроен» — не редкость на улицах и, благодаря стараниям моих итальянских друзей, ходит под обычным римским номером. Но «наружка» время от времени сопровождает меня на предмет «профилактики». Я катаюсь по городу, заезжаю в супермаркет, где покупаю какую-нибудь мелочь по заданию жены, потом еду в старую часть Рима — там много узких переулков с поворотами, и автомобиль итальянской «наружки», если он крутится за тобой, легко обнаружить. Вроде все чисто. Есть еще один, мною изобретенный и любимый, способ проверки. Выбираю широкую улицу и стараюсь ехать до ближайшего светофора так, чтобы попасть под желтый свет. Когда он переключается на красный, я рву из переднего ряда на полной скорости. Если никто не устремляется за мной — это еще одно подтверждение, что я чист. Итальянцы не любят платить штрафы, ну а мне в случае чего все компенсирует любимая редакция «Известий» или резидентура. Так, без хвоста, я подъезжаю к месту встречи, оставляю «ситроен» в укромном уголке, а сам иду не спеша пешочком еще метров восемьсот, с удовольствием вдыхая не очень загаженный здесь бензиновой гарью осенний воздух.

Вест сидел на скамейке с газетой «Аванти» в руках. По его горестно опущенным плечам я почувствовал, что случилось неладное. Мы поздоровались, он обнял меня как-то по-отечески.

— Как дела, онореволе? (Так называют здесь членов парламента. — Л. К.)

— Неважно, мой юный друг. Ты же знаешь, что меня одолевают всякие хвори. Я практически не выходил из дома все это время, разве что в клинику. Посему ничего не принес тебе.

— Так чего же страшного, дорогой онореволе? Подождем, когда вы будете чувствовать себя получше, тем более что никаких экстраординарных событий на арене римской политики вроде бы не происходит.

— Страшного вообще ничего нет в жизни, кроме смерти. А она, к сожалению, уже ходит за мной по пятам. Буду краток, мой юный друг. У меня обнаружили рак печени, и жить мне осталось от силы полгода. Это со всей откровенностью объявил старый друг профессор-онколог. Мы всегда говорили друг другу только правду.

Я, наверное, сразу побледнел от неожиданной вести. Мне так безумно стало жалко старика, что подступил комок к горлу. Еще в разведшколе нам внушали одну и ту же заповедь: «Сам сгорай, а агента спасай». Я порывисто взял холодные тонкие руки Веста в свои.

— Онореволе, дорогой друг, может, это ошибка? Может, все обойдется?

— Нет, не ошибка. Подозрения существовали давно, но я все откладывал клиническое обследование. Не огорчайся, Леонида. — Он грустно улыбнулся. — Надо быть философом. Еще великий Данте сказал, что «жизнь — это всего лишь быстрый бег к смерти». Да и потом, нужно ли ее бояться, старуху с косой? Кстати, еще один наш классик, но уже более современный, Джакомо Леопарди, успокоил человечество весьма кратким афоризмом: «Только два прекрасных момента существуют в жизни — любовь и смерть». Любовь прошла, а вот перед смертью хотелось бы что-нибудь сделать для вас значительное.

— Простите, онореволе, — решил и я блеснуть своей эрудицией, — а вот я почему-то вспомнил старого циника Ницше. Он говорил, что «каждый день своей жизни нужно воспринимать так, как будто бы он первый и последний…».

— Ницше был гениальным философом. Так вот, слушай меня внимательно. В молодые годы я довольно долго жил в Испании и там познакомился с неким Франко Баамонде Франсиско. Он был немного старше меня. Нас сблизили социалистические идеи, и вскоре знакомство переросло в крепкую и пылкую дружбу, ну как у ваших Герцена с Огаревым. А потом я уехал, но дружба сохранилась. После мятежа 1936 года Франсиско стал диктатором Франко. Сегодня он враг испанского народа, предатель и мой личный враг. Но он же не знает об этом, и, если я появлюсь у него в гостях, он примет меня как старого друга. Можно было бы для начала возобновить с ним переписку, где я представлюсь промышленником, ведь я на самом деле один из директоров крупной фирмы. Понимаешь, каудильо стал тормозом тех демократических процессов, которые назревают в родной и для меня Испании. Если бы не он, на Пиренеях давно бы была восстановлена республика и начался процесс борьбы за построение социализма. Короче. Я готов совершить акт возмездия. Для этого мне нужно особое оружие. Ну, например, специальная авторучка. Я тут видел по телевизору какую-то чепуху про Джеймса Бонда, ну этого идиотского агента 007. Так вот у него была стреляющая авторучка, понимаешь?

Моя челюсть непроизвольно отвисла до самого узелка галстука, который вдруг стал стягивать шею, как удавка у приговоренного к повешению. Я тупо уставился на Веста.

— Вы серьезно, онореволе?

— Более чем. Моя смерть не будет бесполезной! Ведь понесли же наказание Гитлер, Муссолини, другие преступники. Почему же Франко должен выйти сухим из воды? Ведь вы же не считаете его, я надеюсь, другом Советского Союза?

— Конечно же нет, онореволе! Однако надо все тщательно продумать, нужно время.

— Согласен, мой друг, но надо спешить, мои силы тают с каждым днем. Когда встретимся?