Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

Товарищ Акулов предложил мне сесть напротив него так, чтобы свет падал мне в глаза, и начал душевную беседу. Сначала он подробно рассказал мне мою же собственную биографию, особо отметив как положительный момент отсутствие евреев в моей семье. Затем заявил, что я хороший, грамотный внешнеторговый работник, примерный член КПСС с истинно пролетарским происхождением, активист и общественник, безотказный помощник органов за рубежом и вообще свой парень. Далее товарищ Акулов поведал мне о бедственном положении, в котором оказалась государственная безопасность после расстрела злодея Лаврентия Берии.

— У нас плохо с кадрами внешней разведки, товарищ Колосов… Не хотели бы вы у нас поработать?

— В качестве кого?

— Ну, скажем, заместителя торгпреда в Италии с исполнением, естественно, ваших прямых обязанностей…

— А какие это обязанности?

— Ну, этому ремеслу мы вас научим. Итак?

— Можно подумать несколько дней?

— Зачем? Разве вы имеете что-нибудь против?

— В принципе нет…

— Ну вот и прекрасно, Леонид Сергеевич, — сказал он, — тем более что министр, товарищ Патоличев Николай Семенович, уже дал принципиальное согласие на ваш переход в наше ведомство. Теперь слушайте внимательно. В следующий вторник зайдете ко мне на Дзержинку, чтобы оформить необходимые документы. Возьмите паспорт и военный билет. В подъезде номер четыре вас будет ждать пропуск… А затем предстоит пройти одногодичный курс обучения в нашей разведшколе в Балашихе. Жить, учиться и питаться будете там. Воскресенья сможете проводить дома, в кругу семьи. Зарплату мы сохраним вам прежнюю (это было кстати: денег я в Минвнешторге получал много, как старший консультант в специальной экономической группе при министре. — Л.К.). Звание, к сожалению, тоже останется прежним, то есть то, которое вам дали при окончании института. Вы ведь лейтенант? Вот и хорошо. Всегда будет стимул для погони за звездами… — Товарищ Акулов весело захихикал. — Плох тот лейтенант, который не мечтает стать генералом, тем более что в нашем Первом главном управлении оперработника ценят не за погоны, а за героические дела. Именно поэтому настоящие разведчики ходят в штатском. Понятно?

— Понятно.

— Теперь еще одна деталь. Когда группа новобранцев соберется у выхода станции метро, какой — я назову позже, чтобы ехать автобусом в «Лесную школу», представляйтесь только по имени или имени-отчеству. Ну, в общем, Леня или Леонид Сергеевич. Фамилии не называйте ни в коем случае.

— Почему? — опять, видимо, не к месту спросил я.

— Потому. — Товарищ Акулов недовольно поморщился. — Потому что в школе вы будете учиться под другой фамилией. Вам ее назовет начальник школы во время личной беседы. Ну вот пока и все. Готовьтесь. Желаем успеха в личной жизни. Родителям, жене и друзьям пока ничего не говорите. С вашей супругой мы побеседуем особо, когда придет время.

— А как я объясню жене свое отсутствие?

— Очень просто. Скажете, что будете год учиться в Высшей партийной школе на полном гособеспечении и что зарплату будете целиком отдавать ей. Она наверняка останется довольна.

Нет, я не выполнил рекомендаций товарища Акулова и все рассказал своим близким. Отец прореагировал индифферентно: «Это, сын, ты должен решать сам. Никто тебе не советчик в таком деле». Отец вообще любил, когда я все решал сам, и поэтому давал свободу моей инициативе с тех пор, как я пошел в первый класс. Мать тяжело болела. «Что же тебе не сидится на месте, Ленька, — устало сказала она. — Не рискуй зря и выполни три мои просьбы. Брось пить, курить, а если окажешься в Италии, то привези мне на могилу крест из каррарского мрамора, из которого Микеланджело изваял своего Давида…» Жена, Ева, нисколько не взволновалась. «Зарабатывать будешь больше? — деловито спросила она. — Да? Очень хорошо. Тем более что в перспективе Италия. Я ведь тоже знаю итальянский. Так что буду помогать тебе в трудах праведных…»

Да, тогда я, видимо, очень понравился товарищу Акулову и даже с необыкновенной легкостью проскочил через окулиста, когда проходил медицинскую комиссию. Он даже не обратил внимания на то, что я дважды закрывал свой левый сверхблизорукий глаз, когда называл буквы, глядя на таблицу здоровым правым оком. Этому, кстати говоря, меня тоже научил кадровик. Много позже я узнал причину столь благосклонного ко мне отношения. «Во внешнюю разведку, — пояснил мне однажды многоопытный коллега, — не берут тех, кто или очень хочет, или очень не хочет туда идти. Ты, мой дорогой, оказался просто золотой серединой…»