Собиратели ракушек

И мисс Паусон ушла, такая же суровая и официальная. Когда они прощались, Пенелопа так и ждала, что она отдаст честь, но, увы, та просто повернулась и зашагала по дорожке сада к калитке. Софи закрыла дверь и посмотрела на дочь, не зная, что делать — смеяться или плакать. Трое эвакуированных на чердаке! Они поднялись поглядеть, что там творится, и увидели поистине мерзость запустения: темно, пыльно, все затянуто паутиной, пахнет мышами и старой обувью. Софи сморщила носик и попыталась открыть одно из мансардных окон, но не тут-то было. Старые обои с безобразным рисунком отклеились от потолка. Пенелопа протянула руку к повисшей в углу полоске и дернула. Обои рухнули на пол, свернувшись спиралью, в облаке обвалившейся штукатурки.

— Если побелить, будет вполне сносно, — сказала она, подошла к другому окну, протерла стекло и выглянула. — А вид отсюда просто изумительный!

— Эвакуированным будет не до видов из окна.

— Откуда ты знаешь? Перестань, Софи, ну что ты так расстроилась. Если приедут люди, им надо где-то жить. Выбора все равно нет.

И Пенелопа начала трудиться во имя Победы. Она содрала обои и побелила потолок и стены, вымыла окна, покрасила рамы, отскребла пол. Софи пошла на аукцион и купила там ковер, три дивана-кровати, гардероб красного дерева и комод, легкие и плотные занавески на окна, гравюру, называвшуюся «В окрестностях Вальпараисо», и статуэтку девочки с большим мячом. За все она заплатила восемь фунтов, четырнадцать шиллингов и девять пенсов. Мебель привез и втащил по лестнице добродушный детина в кепке и длинном белом переднике. Софи налила ему большую кружку пива, дала полкроны, и он ушел чрезвычайно довольный, а они с Пенелопой постелили постели, повесили занавески, и на этом приготовления закончились. Им осталось лишь ждать, когда прибудут эвакуированные, хоть они и надеялись вопреки всему, что все как-нибудь обойдется и никто к ним не явится.

Но эвакуированные явились. Молодая женщина с двумя сыновьями — Дорис Поттер, Рональд и Кларк. Дорис была блондинкой с прической а-ля Джинджер Роджерс и в узкой черной юбке. Мужа ее звали Берт, он был уже мобилизован и находился во Франции, в экспедиционных войсках. Сыновьям было одному шесть, другому семь лет, Рональд получил свое имя в честь Рональда Колмена, Кларк в честь Кларка Гейбла. Мальчишки были малорослые, худые, бледные, с рахитичными коленками и жесткими сухими волосами, которые стояли торчком, точно щетина кисти. Они приехали на поезде из Хекни[8], где жили. Дальше Саут-Энда[9] они в жизни не бывали, и к их ветхим курточкам были пришпилены багажные ярлыки с именами на тот случай, если потеряются по дороге.

С вторжением Поттеров мирный уклад жизни в Карн-коттедже был нарушен. Рональд с Кларком писались по ночам в постель, на второй день они разбили окно, оборвали все цветы в саду Софи, наелись зеленых яблок, и у них начался понос, потом они подожгли сарай, где хранился садовый инструмент, и сарай сгорел дотла.

Лоренс отнесся к пожару философски, заметив только: «Жаль, сорванцы не сгорели вместе с сараем».

И в то же время они напоминали жалких зверьков, всего боялись. Им не нравился городок, не нравилось море — зачем оно такое большое? Они пугались коров, кур, уток, мокриц. Им было страшно спать на чердаке, они рассказывали друг другу истории про привидений и тряслись от ужаса.

Завтрак, обед и ужин превратились в форменный кошмар, и не потому, что иссякли темы разговоров, нет, просто Рональд и Кларк совершенно не умели вести себя за столом. Они жевали, не закрывая рта, набивали рот едой и принимались пить, хватали масленку, вырывали друг у друга графин с водой, ссорились, дрались и напрочь отказывались есть полезную здоровую пищу, которую готовила Софи, — пудинги, овощные рагу и салаты.

Но это бы еще полбеды: в доме все оглохли от шума. Мальчишки не умолкали ни на миг, они то радостно визжали, то злобно вопили, дразнили друг друга, бранились. Дорис только подливала масла в огонь. Она не разговаривала со своими детьми, а орала на них:

— Это что же ты делаешь, свинья ты такая? Ну посмей мне еще раз так изгваздаться — шкуру чулком спущу! Ты посмотри на свои руки! А ноги? Ужас, просто ужас! Когда ты их в последний раз мыл? Теперь тебя за месяц не ототрешь!

У Пенелопы голова шла кругом от криков, и все-таки она понимала, что Дорис, при всей своей грубости и расхлябанности, — хорошая мать и обожает сорванцов, а орет на них просто потому, что орала всю жизнь, чтобы ее было слышно в дальнем конце улицы в Хекни, где они родились и выросли; вероятно, точно так же орала на нее мать. Она просто не понимает, что с детьми можно обращаться иначе. Естественно, когда Дорис звала Рональда и Кларка, они и не думали отзываться. Она же вместо того, чтобы пойти поискать их, поднимала голос на октаву выше и продолжала вопить так, что стекла звенели.