Собиратель реликвий

— Пока нет. Скоро. Бог даст.

— Курфюрст Фридрих значительно старше вашего преосвященства. Да коли на то пошло, я и сам старше вашего преосвященства. Мне было бы неловко называть вас дядюшкой.

— Тогда зовите нас кузеном, — сказал Альбрехт в нетерпении. — Заметьте, Дисмас, как мы изъявляем вам наше расположение.

— Милость ваша повергает меня в смятенье, ваше преосвя… кузен.

— Только не зовите меня кузеном на людях.

— Разумеется.

— А что вы везете дядюшке Фридриху?

— Об этом вам лучше его спросить, кузен.

— Но я-то спрашиваю вас.

— В таком случае, и на правах кузена, я должен искренне признаться, что мне неловко отвечать. В той же мере, в какой мне было бы неловко отвечать курфюрсту Фридриху, спроси он меня, что я привез вам. Это вопрос профессиональной этики.

— Ах, Дисмас. Вы сегодня чересчур швейцарец.

Дисмас улыбнулся уголками рта:

— Я заметил, мой кузен держит ландскнехтов?

— А? Ах, ну конечно! Вы же из райзляуферов! Мы и позабыли про эту кровную вражду между наемниками. Неужели ландскнехты действительно такие ужасные? Согласитесь, на вид они довольно милы. И просто обожают прихорашиваться! Дрогобард рассказывал мне, что все свое жалованье они спускают на наряды и безделушки. Прямо как швейцарские гвардейцы в Риме.

Дисмас невольно стиснул зубы, а потом сказал:

— При всем уважении, папские гвардейцы берут начало от райзляуферов, которые не имеют ничего общего с ландскнехтами, хвала Небесам.

— Ну же, ну же… И ландскнехты, и райзляуферы пользуются репутацией лучших наемных убийц во всей Европе. У вас много общего.

— Как будет угодно вашему преосвященству.

— Да не дуйтесь вы так, Дисмас. Гнев — смертный грех.

— Возможно, брат Тецель продаст мне индульгенцию.

— Ох, да что с вами такое сегодня? Выпейте еще вина, оно остудит вашу горячую гельветскую кровь. — Альбрехт наполнил кубок Дисмаса. — Между прочим, говорят, что в Базеле предлагали лодку — лодку Рыбаря. Это правда?

— Лодку предлагали. Но я очень сомневаюсь, что она когда-либо принадлежала святому Петру. Бессовестная подделка. Причем халтурная.

Альбрехт вздохнул:

— Она бы прекрасно смотрелась в клуатре, в центре двора. Поистине восхитительно.

— Неужели кузену хочется, чтобы я приобретал для него подделки?

— Нет, конечно. Но согласитесь, выглядело бы великолепно.

— Если когда-нибудь мне встретится истинная лодка святого Петра, я обязательно куплю ее для вашего преосвященства. Какую бы цену за нее ни просили.

Альбрехт смотрел в окно, разделенное пилястрами-средниками.

— Оставим лодки, Дисмас. Чего нам действительно не хватает — это плащаницы.

Дисмас подавил стон. Еще одна старая песня.

— Но не какой-то там плащаницы, — уточнил Альбрехт. — Мы, разумеется, имеем в виду ту самую плащаницу — истинный погребальный саван Господа нашего Иисуса. — Он перекрестился.

— Как я уже говорил кузену, я видел много «истинных» плащаниц. Нынче в Базеле я насчитал четырнадцать.

— И ни одна не… — грустно вздохнул Альбрехт.

Дисмас покачал головой. Ему стало почти жалко Альбрехта.

— Не подумайте, что я неотесанный мужлан, но в любую из них я бы, не задумываясь, высморкался. Нынешнее бесстыдство продавцов переходит всяческие границы. И как ни прискорбно, должен сказать, что это представляет серьезную угрозу вашему, равно как и курфюрста Фридриха, похвальному энтузиазму в отношении святынь. Совместно вы вдохнули новую жизнь в древнее ремесло. Но спрос опережает предложение. Цены растут. Появляются жулики. Фальсификаторы и надувалы. Это печально. Нет, возмутительно. В Базеле я говорил об этом с мастером Шенком. Вот увидите, Шенк, сказал я ему, если так будет продолжаться, люди потеряют всякое доверие к рынку. Мошенники выживут порядочных. И тогда что?

Дисмас говорил с таким чувством, что забылся и чуть было не ляпнул: «Если только сначала ваш Тецель не доконает нас своим позорищем».

Альбрехт не слушал. Мысли его витали где-то по ту сторону оконных пилястр.

— А вот у герцога Савойского плащаница есть.

— Есть. В Шамбери. Я ее видел. Давно.

— И?

— Из всех так называемых истинных погребальных плащаниц Господа нашего у этой — самое, так сказать, безупречное происхождение. Сперва она явилась в Лире, во Франции. В тысяча триста тридцать пятом году, если не ошибаюсь. Принадлежала она тогда кавалеру Жоффруа де Шарни — рыцарю с прекрасной репутацией. Но он был тамплиером, а когда речь идет о реликвиях, добытых тамплиерами в Святой земле, всегда следует быть настороже. Насколько я помню, эту плащаницу вскоре заклеймили как фальшивку. Местный епископ, некто Пьер д’Арси. Да вы и сами знаете, как это делается.

— Не знаю. Расскажите, как же это делается?

— За возможность увидеть плащаницу платили хорошие деньги. Поэтому, несмотря на обличения епископа, де Шарни продолжал ее выставлять. Столетие спустя его внучка Маргарита подарила плащаницу правителям Савойи, герцогам Савойским. Те выстроили для реликвии святилище — церковь Сен-Шапель в шамберийском замке. Там плащаница и пребывает по сей день.

— А что вы о ней думаете? — отрешенно спросил Альбрехт.