Собиратель миров

Чем богаче караван, тем чаще нападения. Караваны, сказал Саад, как куски жареного мяса, которое тащат по пустыне. От муравьев до койотов, все пытаются ухватить свой кусок. На нас обязательно нападут бедуины, но, разумеется, вероломно, со спины, не оставляя возможности для честной битвы. Несколько разбойников ночью проникнут в лагерь, одни вспрыгнут сзади на дромадеров спящих хаджи, заткнут животным пасти своими абба и будут бросать соплеменникам вниз все, что покажется им ценным. Если их обнаружат, они станут кинжалами пробивать дорогу к свободе. На вторую ночь схватили молодого бедуина. Он не роптал и не жаловался, а неподвижно сидел на корточках, ожидая известного ему наказания. Перед отъездом каравана его посадили на кол и оставили умирать от ран или быть сожранным дикими зверьми. Шейх Абдулла удивил всех, выразив ужас. И все равно, заметил Саад, это не отпугивает бедуинов. Они гордятся своим мужеством и разбойничьей ловкостью. Они будут пытаться снова и снова.

* * * * *

Пыль, шум, вонь — город волочится по пустыне, и пустыня сопровождает его. Несмотря на предупреждения о мародерах-бедуинах, шейх Абдулла мучительно (проклятый палец все еще воспален) взбирается после заката на ближайший холм. Однажды он подскальзывается и старается найти опору в осыпающихся камнях, хватаясь в падении за терновник. Потом несколько минут выдирает из ладоней шипы. Он сполна наслаждается тем кратким временем, что осталось ему на холме. Он никогда не бывает один. Спутники опекают его безжалостно. Неутомимый подхалим Мохаммед крутится рядом, как хлопотливый молодой кузен. Теперь и Саад ищет его общества, сменив прежнюю немногословность на безостановочную болтовню. Чем ближе Мекка, тем интенсивней советы Салиха. Стоит шейху Абдулле куда-то собраться, как все строго спрашивают, куда он направляется, словно он обязан давать отчет.

Тем временем последние следы солнца покрыла смола ночи. Вспыхивают отдельные костры, рассеянные по долине, как звезды. Позднее он пойдет гулять и подсядет к одному из костров. Многое из того, что он слышит, это глупость и заносчивость, но порой он настораживается, стараясь не упустить ни слова. Например, когда рассказывает безликий египтянин, который служил ранее у Мухаммеда Али-паши и много путешествовал, разведывая дороги на юг для невольничьих караванов, он забирался все глубже и глубже в страны черных людей и достиг конца пустыни, где не знали про сухость, достиг огромных озер, конца которых он не мог увидеть, но черным людям были известны другие берега этих озер, которые они называли Ньясса, Чама и Уджиджи. Но самое громадное озеро расположено на севере, оно называется Укереве, это круглое море внутри земли. Шейх Абдула потуже укутался в накидку. Этой ночью, невзирая на неполноценный сон Мохаммеда, ему следует все записать, на обрывках бумаги, которые он немедленно спрячет в шкатулке с лекарствами, под гранулятом. Кто знает, может, эти сведения ему пригодятся.

* * * * *

Паломникам довелось пережить множество мелких набегов, но лишь после того как они, сняв свои одежды, завернулись в два паломнических покрывала: одно оборачивается вокруг бедер, другое — вокруг плеч, лишь тогда произошло то нападение, которого они боялись со дня выезда из Медины. В аль-Сарибе их побрили и подстригли, они подрезали себе ногти и, насколько это было возможно, помылись. Они выехали с чувством, что поездка окончена. Впервые зазвучали крики, которые теперь будут сопровождать их вплоть до дня стояния на горе Арафат — Лаббайк, Алаххума, лаббайк, зазвучало со всех сторон. Во время пути группа шейха Абдуллы оказывалась по соседству с различными паломниками. Сейчас они поравнялись с отрядом ваххаби, ведомых литаврами и зеленым флагом с яркими белыми буквами символа веры. Они скакали двумя рядами и имели именно такой вид, как прибрежные жители представляют себе диких людей гор: темнокожие, со свирепыми взглядами, волосы сплетены в толстые косы, каждый вооружен длинным копьем, мушкетом или кинжалом. Они сидели на грубых деревянных седлах, без подушек и стремян. Женщины не отличались в этом от мужчин, они сами правили дромадерами или сидели на маленьких седельных подушках позади мужей. Они не ценили чадру и ни в коей мере не походили повадкой на слабый пол.