— В качестве консультанта, как я полагаю. Дело поручено Лону Селитто, а за ходом следствия наблюдает капитан Поллинг. Я же ждала своего нового назначения целых восемь месяцев, а они меня теперь заставляют осматривать места преступлений. Я никогда этим раньше не занималась. По-моему, бессмысленно привлекать к такому делу человека, ничего в нем не смыслящего. Честно говоря, я просто возмущена, что мне приходится заниматься тем, чему меня никто никогда не обучал.
— Осмотром места преступления?
— Да, Райм заставил меня проделать всю процедуру с начала и до конца. Без помощников.
До Экерта ее последние слова доходили с трудом:
— Каким же образом гражданское лицо может заставить полицейского выполнять свои распоряжения?
— Я согласна помогать, — пошла на попятную Амелия. — То есть помогать до определенного момента. Но я никак не была готова начать расчленять трупы жертв.
— Что?
Она заморгала, будто удивляясь, все ли хорошо со слухом у заместителя начальника полиции, а потом объяснила ситуацию с наручниками.
— О Господи Всемогущий, о чем они только думают? Вот чертовщина-то! Вы простите меня за грубость, но неужели они не понимают, что сейчас на нас смотрит весь мир? Это похищение по Си-Эн-Эн смакуется вот уже целый день! Так, говорите, он хотел, чтобы вы отрезали ей руки? Послушайте-ка, а вы не дочь Германа Сакса?
— Совершенно верно.
— Хороший был полицейский. Я бы даже сказал
— Да, сэр.
— Герман Сакс, наверное, сумел предотвратить больше преступлений, чем целый полицейский отряд их расследует за год. Ему удавалось как-то успокаивать народ.
— Да, отец этим отличался.
— Так вы говорите, отрезать у нее руки, — фыркнул Экерт. — А потом родственники этой девчонки нас бы по судам затаскали. Если бы, конечно, об этом стало известно. Да и не только за это. Вот на нас сейчас подал в суд один насильник за то, что ему прострелили ногу в тот момент, когда он с ножом в руке бросился на полицейского. Его адвокат выдвинул какую-то теорию об «альтернативе смерти». То есть, вместо того чтобы стрелять в преступника, мы сейчас должны, в крайнем случае, опрыскать его слезоточивым газом. Или попытаться ласково уговорить его не совершать ничего противозаконного. Вот пусть этим газеты бы и занимались. Сколько же интересных заголовков можно было бы придумать! — он взглянул на часы. Стрелки показывали начало пятого. — У вас на сегодня работа уже закончена?
— Мне надо еще доложить Райму обо всем происшедшем в его квартиру. — Сакс вспомнила про пилу и холодно добавила. — Если точнее, то ему лично в спальню. Это наш командный пункт.
— Командный пункт? В спальне гражданского лица?
— Я была бы вам весьма признательна, сэр, за вашу помощь. Я так долго ждала этого нового назначения.
— Отрезать ей руки! Ну, надо же!
Она поднялась и вышла в один из коридоров здания, в котором в ближайшем времени собиралась продолжать свою переподготовку и дальнейшую работу. Правда, чувство облегчения пришло не так скоро, как ей бы этого хотелось.
......
Он стоял у окна, стекла которого были темно-зеленого цвета, и наблюдал за возней бездомных собак, рывшихся на пустыре по ту сторону улицы.
Он находился на первом этаже этого старинного здания, построенного из мрамора еще в начале XIX века. Дом окружали пустыри и угрюмые жилые корпуса, одни из которых пустовали, а в других, большей частью незаконно, обитали какие-то люди. А этот красивый особняк пустовал уже долгие годы.
Собиратель костей взял кусок наждачной бумаги и продолжил работу. Он посматривал то в окно, то на свое «рукоделие».
Движения его пальцев были точны. Еле слышный шорох наждака будто что-то нашептывал ему. Ш-ш-ш... Так мать пытается успокоить грудного ребенка.
Лет десять назад, когда Нью-Йорк еще считался подающим большие надежды городом, сюда переехал какой-то безумный художник. Он заполнил сырой двухэтажный особняк проржавевшими и поломанными антикварными шедеврами. Здесь были кованые железные решетки, горы заплесневелой лепнины, целые полотна витражей, сплошь покрытые паутиной, и даже какие-то несуразные колонны. Кое-что из работ самого художника осталось на стенах дома: так и не законченные фрески в старинном стиле. Тут были дети и взрослые с круглыми невыразительными лицами и пустыми глазами. Они уныло смотрели в вечность, словно из их тел кто-то заранее забрал души.
Художнику не повезло ни при жизни, когда его отказывались признавать, ни даже после его самоубийства, когда несколько лет назад банк аннулировал право пользования домом.
Ш-ш-ш...