Собиратель костей

— Частично. Я работал консультантом как в полиции, так и у федералов. А после несчастного случая... Строительная компания, на участке которой произошло несчастье, выплатила мне три миллиона. Вообще-то они говорили, что не несут ответственности за подобные аварии, но очевидно, существовало негласное правило, по которому парализованный пострадавший все равно выигрывал дело, если ужразбирательство доходило до суда. Строительные компании всегда оставались в накладе вне зависимости от того, по чьей вине произошел несчастный случай. Вы представляете, что начиналось в судах, если туда являлся нетрудоспособный истец...

— И, кроме того, вы написали книгу по криминалистике. Верно?

— Да, я получил за нее солидный гонорар. Мог бы и больше, но она капельку не дотянула до звания бестселлера.

Бергер поднял с пола один экземпляр «Места преступления» и пролистал его.

— Знаменитые места преступлений... Нет, вы только посмотрите! — Он рассмеялся. — Сколько же их здесь описано? Сорок? Пятьдесят?

— Пятьдесят одно.

Райм досконально описал все места преступлений в Нью-Йорке, которые только мог вспомнить. Книга появилась уже после аварии, и посещать эти местечки он мог только мысленно. Некоторые из описанных преступлений были раскрыты, другие так и остались загадкой. В числе прочих, Райм описал и «Олд Брюэри», старинное жилое здание, в котором в одну ночь 1839 года было совершено тринадцать преступлений, ничем не связанных между собой. Одна глава была посвящена Чарльзу Обриджу Дикону, убившему свою мать 13 июля 1863 года, во время восстания против вербовки солдат на Гражданскую войну. Затем он обвинил в ее смерти бывших рабов, чем спровоцировал крупнейший погром черного населения города.

Райм рассказал и об архитекторе Стэнфорде Уайте, убившем свою жену и ее любовника на том самом месте, где сейчас находится Мэдисон-сквер Гарден, и об исчезновении судьи Крейтера, и о Джордже Метески, безумном бомбометальщике 50-х, и о Мэрфи-Прибое, пытавшемся похитить крупнейший алмаз «Звезду Индии», и о многих-многих других.

— Особенности строительства зданий в девятнадцатом веке... подземные реки... школы обучения дворецких, — читал Бергер, листая книгу и удивляясь эрудиции ее автора. — Сауны для гомосексуалистов, публичные дома в китайском квартале, русские православные церкви... Откуда вы все это узнали о своем городе?

Райм пожал плечами. Во время службы в следственном управлении он изучил литературы по истории Нью-Йорка не меньше, чем по криминалистике. И не только по истории. Его интересовала политика, геология, социология, инфраструктура города.

— Специалисты по криминалистике существуют не в вакууме, — пояснил он. — Чем больше вы знаете об окружающем вас мире, тем больше вы можете применить...

Он сразу же почувствовал, как в его голосе зазвучал энтузиазм, осекся и оборвал себя на половине фразы. Сейчас он сердился на себя за то, что доктор сумел так легко перехитрить его, заведя разговор на близкую ему тему.

— У вас это неплохо получилось, доктор Бергер, — мрачно констатировал Линкольн.

— Ну, что вы... Кстати, зовите меня просто Билл. Пожалуйста.

Но Райма не так-то просто было смутить.

— Да, я об этом тоже кое-что слышал. Мне надо взять большой чистый гладкий лист бумаги и написать на нем все причины, из-за которых мне хочется себя убить. Затем берется другой такой же белый чистый гладкий лист, но теперь я пишу на нем те причины, по которым мне этого делать не следует. Сразу приходят на ум такие слова, как продуктивный, полезный, интересный, бросающий вызови так далее. Большие, красивые слова. Каждое весом в сто тонн. Но только для меня теперь они ровным счетом ничего не значат. И кроме всего прочего, я и карандаш-то в руки не могу взять, чтобы написать все это и спасти свою душу.

— Линкольн, — мягко обратился к Райму Бергер, — прежде всего, я должен хорошенько убедиться в том, что вы являетесь подходящим кандидатом для нашей программы.

— Кандидатом? Для программы? Ах, ну да, это все тирания эвфемизмов! — горько усмехнулся Райм. — Доктор, я все уже давно решил. И я хочу это сделать сегодня. Прямо сейчас, если говорить точнее.

— Но почему именно сегодня?

Глаза Райма вернулись к столику, где стояла бутылка с бренди.

— А почему бы и нет? — торопливо зашептал он. — Почему не сегодня? Двадцать третьего августа. Отличный денек. Ничем не хуже и не лучше остальных, чтобы умереть.

Доктор постучал себя пальцами по губам:

— И все же мне придется потратить еще некоторое время, чтобы побеседовать с вами, Линкольн. И только если я буду стопроцентно убежден в том, что вы действительно желаете продвигаться вперед по намеченному пути...

— Желаю, — громко произнес Райм, в очередной раз убеждаясь в том, насколько слабее и менее выразительно звучат слова, если они не сопровождаются жестикуляцией. Как ему хотелось сейчас для убедительности вложить свою ладонь в ладонь доктора или вознести руки к небу в мольбе.