Собаки, которых мы спасли. Нет места лучше дома

Но тут Тали выкинула нечто, чего я не ожидал: она внезапно остановилась и стала обнюхивать маленький пень. Это было замечательно, за тем исключением, что я не имел возможности остановится таким же образом.

— Ох, блиииииииннннн! — заорал я, перескакивая через застывшую фигуру поглощенной теплыми запахами лета, Тали. Ну, не был я готов к тому, что, приземлившись по другую от нее сторону, прокачусь в туче листьев по склону перед тем, как окончательно завалится в заросли.

Я перекатился на живот. Мне нельзя было терять Тали из виду. К счастью, этого не произошло. Тали, как если бы мы были дома, и я сидел на полу и смотрел телевизор, смотрела мне прямо в лицо и явно собиралась его лизнуть. Я позволил ей сделать это, потянулся, и быстро ухватил за ошейник.

— Классный прием, псина, — сказал я, крепко сжимая ошейник. — Ну ты и несчастье… — Вот и все, что я смог сказать ей, садясь прямо, тогда как облегчение снизошло на меня.

Мне понадобилось время, чтобы подняться. Я все еще тяжело дышал, спина раскалывалась от боли. У меня не было поводка, а с ростом Тали, достававшей мне лишь до икры, я даже подумать не мог о том, чтобы идти всю дорогу до дома наклонившись и держа ее за ошейник. Моя спина определенно для этого не годилась.

Делать было нечего. Я наклонился и взял на руки эту мастерицу побега. Затем перекинул ее через плечо, как это делают пожарники — удерживая ее тельце правой рукой, а задние ноги — левой. По тому, что она не брыкалась, я понял, что ей удобно.

Обратный путь был болезненным и медленным. Саркастические аплодисменты, которых я удостоился, когда проходил мимо рабочих, не сделали его легче и быстрее. Я повернулся и раскланялся перед благодарной публикой, удерживая на плечах расслабившуюся Тали.

Когда Лиза через несколько часов приехала домой, нераспечатанные коробки все так же валялись у парадной двери, там, где я в них врезался. Я валялся на полу гостиной, в окружении скучающих собак, причем все четверо толкались, чтобы сесть ко мне как можно ближе.

Я подождал, пока Лиза отсмеется, прежде чем поведал ей о том, как провел день.

Мне было всего тридцать девять, но чувствовал себя так, словно мои спинные суставы все разом решили состариться.

В бытность мою инструктором по физической подготовке я придерживался строгого тренировочного режима. Я пробегал целые мили каждый божий день. Дважды в день я мог даже делать такие пустяки, как бег вверх-вниз по всем холмам с крутыми склонами, какие попадались на пути. Даже в Афганистане, на удаленных огневых рубежах, все еще можно найти морпехов, поддерживающих себя в форме при помощи выброшенных арматурных прутьев, к каждому концу которых ярдами маскировочной ленты прикручены мешки с песком.

Девчоночьей физиотерапии, прописанной мне, чтобы поддерживать мою спину в норме, явно было недостаточно. Я чувствовал себя придурком, стоя посреди гостиной и выполняя наклоны, и меня радовало, что никто, кроме собак, этого не видит. Я даже запретил Лизе появляться поблизости во время этих ежедневных упражнений. Она знала, насколько это для меня мучительно. Но все равно не могла удержаться от смеха.

Она также знала, что я могу и чего не могу делать, и вполне могла наорать на меня, когда я пытался сделать пару сотен отжиманий: «Ты же знаешь, что это тебе скорее повредит, нежели принесет пользу!»

Конечно же, она была права, но я не мог удержаться. Мне это было просто несвойственно — не делать больше никаких упражнений.

Я как-то попросил семейного врача сказать просто и ясно: останется ли моя спина в текущем состоянии или станет хуже?

Он улыбнулся мне и спросил просто:

— Ты собираешься провести остаток своей жизни, не напрягаясь?

— Нет, скорее всего, — улыбнулся я в ответ.

— Тогда ты точно в полной заднице, — ответил он строго по сути.

Люблю врачей, которые не ходят вокруг да около.

Поскольку я теперь делаю свои ежедневные упражнения без пробежек, примерно каждые пять минут делая паузы для того, чтобы подтянуться к столу и ответить на имейлы, мне понадобиться на несколько лет больше, прежде чем моя спина выйдет из строя и мне нужно будет лечь на операцию, чтобы вправить диски. Как я слышал, после этого надо лежать двенадцать месяцев, ничего не делая. Так что этот вариант определенно не входил в список вещей, которые я бы рвался сделать, прежде чем сыграю в ящик.

Лиза уже сказала мне, что возьмет отпуск на год, если я лягу на операцию. «Ты превратишься в сплошной чертов кошмар» — проинформировала она меня и была права.

Если придется потратить целый год, ничего не делая, мне будет до крайности скучно. Но сейчас, если я не буду напрягаться, все будет в порядке. Боль все еще со мной, но я могу ее игнорировать. Я не собирался бросать упражнения, а после я, скрестив пальцы, мог бы даже вернуться к скалолазанию. Возможно, это было глупо, но если я этого не сделаю, то реально могу сойти с ума.

Временами Лиза бывала несносной. Она находила весьма забавным, что по утрам мне приходилось писать сидя, по-женски, пока моя спина пробуждалась к жизни.