Собаки, которых мы спасли. Нет места лучше дома

— И что ты тут делаешь, а, красотка? — возмущалась Лиза и отправляла Физз на собачью лежанку, которых по дому было разложено в изобилии. Но эти матрасики, очевидно, не соответствовали высоким стандартам нашего ротвейлера.

Мы знали, что заставить обоих афганцев уважать свое окружение будет очень непростой задачей. Приучить к порядку в доме двух бывших бродячих псов, которые до сих пор вели совершенно дикое существование в одном из самых суровых уголков планеты, не обещало быть легким делом. В глубине души я вообще сомневался, что это возможно.

Еще больше осложняло дело то, как их избаловали в карантине девочки, которые работали в питомнике, особенно Ребекка и Викки — обеим было лет по двадцать с небольшим, они обожали собак и свою работу. Они так сочувствовали нашим афганским беженцам, что старались всячески скрасить их полугодичное пребывание взаперти. В частности, они притащили по креслу каждому из псов, чтобы те могли там возлежать, как короли, и наблюдать за окружающим миром.

Как бы сильно нам ни хотелось, чтобы они вели себя, как подобает хорошо воспитанным западным собакам, мы понимали, что надо быть реалистами и не требовать от них слишком многого. Порой было слишком просто забыть, что они родом из совсем другого мира, в котором не существует ничего из того, что мы считаем неотъемлемыми признаками современной жизни.

Хотя Лиза вела себя так, словно Тали постоянно ее раздражала, я знал, что на самом деле Тали — несмотря на все свои повадки и мелкие шалости, — уже стала собакой Лизы. Почти с самого начала я не раз и не два заставал ее нянчившейся с этим маленьким отродьем кошмара. Тали полюбила сидеть рядом с Лизой (всегда в странной позе, с торчащей вверх задней лапой) в ожидании ласки и внимания, которые неизбежно выпадали на ее долю. И по совершенно непонятной мне причине Лиза начала называть Тали Забинтованным медведем. Понятия не имею почему.

Привычка Тали вздергивать заднюю лапу лишь подчеркивала тот факт, что мы ничего не знали о прошлом обеих собак.

Кое-что из того, что с ними приключилось, я знал. Но до того? До момента, пока я их не подобрал — как они жили? В скольких собачьих боях Наузаду пришлось принимать участие? Сколько пометов принесла Тали?

Думать об этом было невыносимо.

Все, что я знал о Наузаде, — это то, что его, скорее всего, отобрали и выращивали специально для собачьих боев. Пока я служил в Афганистане, я видел и других собак, которых специально для этой цели воспитывали. Обращались с ними просто чудовищно. Им всем самым грубым образом обрезали хвосты и уши, чтобы во время схватки противнику не за что было ухватиться зубами. Я видел бойцовых псов, которых привязывали к стене за шею тонкой, режущей, как лезвие, проволокой. Это было все равно, что побывать на другой планете. Совершенно чужая, чуждая нам культура.

Однако, помимо этого, я не знал ничего. По моим прикидкам, ему было лет пять или шесть, но я не мог сказать наверняка. С тем же успехом, могло быть девять или десять. Однако это все еще был очень красивый, гордый пес. Шерсть почти по всему телу у него была пегая, если не считать серо-белого пятна на морде и пучков белой шерсти, торчавших из коротко обрезанных ушей. У него были на удивление темные глаза и проницательный взгляд. Он как будто видел тебя насквозь, особенно когда чего-то пугался или настораживался. Я знал, что у нас уйдет немало времени на то, чтобы познакомиться с ним, как следует, изучить все его повадки и характер.

Первое, чему мы научились, это определять, в каком он настроении. Проще всего было наблюдать за его купированным хвостом. Если хвост стоял торчком и он им вилял, это означало, что он радуется. Просто торчащий хвост без виляния означал, что он чем-то недоволен, и следует быть поосторожнее. Когда он пугался, то прижимал хвост к заднице.

Больше всего меня беспокоило, когда он был напуган, потому что, как мне кажется, я понимал, что это означает. Хотя временами он выглядел очень злобным животным, в глубине души Наузад очень боялся и не понимал, что с ним происходит. Почти все, с чем он сейчас сталкивался, вызывало у него такую реакцию.

В этом смысле он мало чем отличался от большинства собак в Великобритании. У нас здесь тоже полно собак, которых владельцы попросту не понимают. Зачастую это заканчивается усыплением лишь потому, что собака выглядит агрессивной. При этом она даже ни на кого не нападает. И в девяноста девяти процентов случаев всему виной влияние людей. Проблемы берутся именно отсюда, у собак даже нет возможности что-либо изменить.

Честное слово, лучше бы мы к пешеходам на улице предъявляли столь же жесткие требования, как к собакам.

В частности, я понимал, почему Наузад опасается других псов. Он вырос в особых обстоятельствах и получил специфическое воспитание. И поскольку я какое-то время прожил в этой среде, мне было понятно, насколько ему теперь сложно. В прежней жизни он либо дрался с другими собаками на боях, либо воевал за еду. В любом случае все они были для него врагами. И его тактика была простая: сперва нападать, а потом уже разбираться.