Собака — зверь домашний (Первое издание)

Кряжев не видит собаку. Ночь. Но он знает, что надо идти. И он идет. Идет сонный, больной, и воспаленный мозг не воспринимает информации. Дик лает, он хочет сказать: «Куда? Ведь там обрыв. За кустами не видно. Остановись!» Но Кряжев идет. Взор его блуждает по вершинам кустарника, впереди серебрится море. Надрывный кашель рвет грудь. Высокая температура мутит сознание.

Дик, некоторое время стоит над обрывом, слушает, как катятся вниз камни: тук-тук-тук-тук… Потом взлаивает и бежит на берег.

И снова рассвет.

Второй раз поднимается над островом солнце.

Дик слышит стрекот мотора. Гул нарастает, превращается в страшный рев. Дик не убегает. Надо переждать. Прилечь на землю, затаиться.

Вертолет, сотрясаясь, повисает над берегом. Заволновалась густая шерсть на спине собаки. Листья, щепки, песок — все завихрилось от дуновения ветра, все поднялось вверх, взметнулось вихрем.

Вертолет качнулся в сторону, еще повисел в воздухе, высмотрел место и опустился. Винты недолго крутились, и стало тихо.

Дик лизнул Кряжева, толкнул его лапой: что делать? Идут люди…

Кряжев не шевелился.

И тогда Дик попятился и тотчас прыгнул. Человек не устоял. Дик кусал его руки, приближал свою пасть к лицу. Вдруг сильный удар оглушил его. Дик завертелся, ткнулся носом в песок и затих.

— Задавил бы меня, дьявол, не успей ты вовремя, — сказал, поднимаясь, первый.

— Жаль собаку. Убил, наверное. — Второй толкнул Дика ногой. — Жаль.

И снова песок, листья, мелкие щепки — все поднялось вихрем, разлетелось от дуновения ветра. Заволновалась на спине собаки густая шерсть.

Вертолет оторвался от земли, набрал высоту, заскользил в сторону и врезался в черную дождевую тучу.

Шевельнулась туча, вытянулась на небе, приблизилась к берегу и стала похожей на ведро. Ведро медленно перевернулось и потекла вода сплошными струйками. Хлынула на прибрежную гальку, хлестнула по шерсти Дика, по морде. Открылись глаза, дрогнули лапы, еще капля, вторая живительной влаги — и поднялся пес. Медленно, кругами прошелся по берегу. Но уже испарился запах человека и ямки следов размыла вода.

Дик побрел на сопку, проверил место, где лежал хозяин, прошел до обрыва и вновь вернулся на берег. Он сидел до тех пор, пока не погасло солнце. Потом вошел в воду и поплыл, огибая скалу.

Когда впереди открылся пологий берег, Дик вышел из воды и побежал в сторону поселка.

В предрассветной вышине еще светились звезды Большой Медведицы, еще поблескивала Полярная среди тускнеющей россыпи, а с востока уже пробивалась алая полоска зари.

Дик по-волчьи, бесшумно обошел поселок и спустился в ковш.

Цех безмолвствовал, лишь в консервном заводе светились окна и шелестел конвейер.

Катер покачивался, пришвартованный к пирсу. Дик легко взял метровую высоту борта, как обычно, поскреб лапой дверь и тотчас услышал чьи-то шаги. Он вильнул хвостом, радостно и негромко тявкнул.

Дверь приоткрылась, пахнуло соляром и водкой. Дик хотел войти, но дверь перед носом захлопнулась. Опять звуки шагов крадущихся, медленных. Дик подошел ближе к двери.

— Ах ты, гад, — прошипел Кандюк.

Щелкнула задрайка. Дик не успел отскочить. Механик ударил его длинной ручкой от помпы.

И снова соленая вода, разъедающая глаза и лапы. Дик поплыл к противоположной стороне ковша, но увидел, что человек, пахнущий соляром, ждет его с длинным багром на краю причала. Дик повернул к выходу и быстро поплыл в море.

— Смышленый. Смотри-ка, в ворота… Где теперь вылезет? В потемках не увидишь, — бормотал Кандюк, теряя пса из виду.

Дик выплыл к пустынному отлогому берегу за поселком. Отряхнулся и прилег. Полежав недолго, он подался в ближайший кустарник. Инстинкт подсказывал, какую травку надо искать, чтобы зажили раны.

Прибойная волна с шипением, как змея, наползала на берег. Дик проваливается в песок, перелезает через плавник и бежит по настилу засохшей морской капусты. Хочется пить. Съеденный возле цеха кусок соленой рыбы разжигает жажду. Ярко-красный язык свисает в сторону. Дик изредка хватает пастью набегавшую под ноги волну и снова бежит мелкой рысцой.

Старых следов уже не видать, их смыло дождем. Но вот под горой булыжина. Пес узнает этот круглый камень. На нем он оставлял свою метку, когда бежал в поселок. Надо проверить.

Дик останавливается. Тщательно, деловито исследует предмет. Так и есть. Камень хранит свежие, волнующие запахи. Здесь побывали собаки. Дик сразу определяет это.

А вот и стая. Вздыбилась шерсть на загривке у Дика, вздернулась верхняя губа: подходи!

Тощая собака с вислыми ушами продолжала грызть свою долю, еще две стояли, не решаясь напасть, и лишь один лохматый, бело-черный, типа лайки пес угрожающе зарычал.

Дик, роняя голодную слюну, отходит. Бежать нельзя, сочтут за труса. Оглядываться не следует, но быть настороже не мешает.

Дик скосил глаза и увидел, как лохматый пес кинулся к вислоухой и завладел мясом. Азарт охватывает Дика. Он срывается с места. Прыжок, другой, удар грудью — и чужак падает, но вот он уже на ногах.

Собаки не разбежались, как это бывало с поселковыми. Стая оказалась дружной. Они кинулись с четырех сторон на уставшего и голодного Дика.