Собака Баскервилей

Сэр Юстес лег спать примерно в половине одиннадцатого. К этому времени все слуги уже ушли к себе. Осталась только моя горничная. Она была у себя в комнате наверху, ждала, когда я позову ее. Я просидела с книжкой в этой комнате до начала двенадцатого. Прежде чем пойти наверх, я прошлась по комнатам проверить, все ли в порядке. Я всегда это делала сама, потому что, как я уже сказала, на сэра Юстеса не всегда можно было положиться. Я зашла в кухню, чулан дворецкого, оружейную, бильярдную, гостиную и в столовую. Подойдя к стеклянной двери, которая занавешена плотной портьерой, я вдруг ощутила дуновение ветра и поняла, что дверь открыта. Я отдернула портьеру и оказалась лицом к лицу с мужчиной, немолодым, широкоплечим, который, видимо, только что проник в комнату. Эта дверь выходит на газон перед домом. У меня в руке была свеча из спальни, и в ее свете я рассмотрела за первым мужчиной еще двоих. Я отступила назад, но этот человек тут же схватил меня, сначала за руку, потом за горло. Я хотела закричать, но он изо всех сил ударил меня кулаком в лоб и повалил на пол. Должно быть, на несколько минут я потеряла сознание, потому что, когда открыла глаза, увидела, что они отрезали шнурок от звонка и накрепко привязали меня к дубовому стулу, который стоит в торце обеденного стола. Я была привязана так крепко, что не могла пошевелиться, к тому же рот у меня был завязан платком, поэтому я не могла издать ни звука. Как раз в эту секунду в комнату вошел мой несчастный муж. Он был в ночной рубашке и брюках и, должно быть, услышал какие-то подозрительные звуки, потому что держал в руке свою любимую тяжелую трость из терносливы. Он ринулся к одному из грабителей, но мужчина постарше схватил из камина кочергу, и когда муж пробегал мимо него, со страшной силой ударил его по голове. Муж упал как подкошенный. Он не издал ни звука и больше не шевелился. Тут я снова лишилась чувств, но, наверное, опять всего на несколько секунд, потому что, придя в себя, увидела, что они вытащили из буфета все серебро и взяли бутылку вина, которая стояла там же. В руках они держали бокалы. Я ведь уже говорила, что один из них был старше, а двое моложе, да? У старшего была борода, а двое младших были совсем молодыми, безусыми. Наверное, это был отец с сыновьями. Они о чем-то пошептались, потом подошли ко мне проверить, надежно ли я связана, и наконец ушли, закрыв за собой дверь. Четверть часа я потратила на то, чтобы как-то освободить рот от платка. Мои крики услышала горничная, она прибежала, отвязала меня, потом подняла слуг, и мы вызвали местную полицию, которая сразу же связалась с Лондоном. Вот все, что я могу вам рассказать, джентльмены. Надеюсь, мне больше не придется снова повторять этот тяжелый для меня рассказ.

– У вас есть вопросы, мистер Холмс? – спросил Хопкинс.

– Нет-нет, я не хочу отнимать время и испытывать терпение леди Брэкенстолл, – сказал Холмс. – Но прежде, чем заняться осмотром столовой, я хотел бы послушать вас, – перевел он взгляд на горничную.

– Я видела этих людей еще до того, как они вошли в дом, – сказала она. – Я сидела у окна в своей комнате и заметила у сторожки привратника трех мужчин, но тогда я ничего такого не подумала. Крики хозяйки я услышала через час или даже больше. Я побежала вниз и увидела ее, бедную овечку, привязанную так, как она говорит, и его на полу в луже крови. Другая женщина могла бы от такого лишиться рассудка. Представьте себе, каково это – сидеть привязанной к стулу и видеть тело убитого мужа на полу, его кровь и мозги у себя на платье! Но мисс Мэри Фрейзер из Аделаиды всегда была храброй девочкой, и леди Брэкенстолл из Эбби-Грейндж осталась такой же. Джентльмены, вы уже достаточно долго с ней разговариваете, сейчас старая Тереза отведет ее в спальню. Ей так нужно отдохнуть.

С материнской нежностью она обняла свою хозяйку и вывела из комнаты.

– Она с ней всю жизнь, – сказал Хопкинс. – Нянчила ее, когда та была еще совсем маленькой, полтора года назад вместе с ней переехала из Австралии в Англию. Тереза Райт ее зовут, сейчас таких слуг уже не сыщешь. Прошу сюда, мистер Холмс.

На лице Холмса разлилось безразличие. Я знал, что вместе с тайной для него растаяла и привлекательность этого дела. Да, оставалось еще арестовать преступников, но заниматься розыском заурядных грабителей великому сыщику было неинтересно. Какой-нибудь выдающийся хирург, светило медицины, выяснив, что его вызвали лечить обычную корь, наверное, тоже испытал бы раздражение, подобное тому, которое я увидел в глазах своего друга. Однако картина, представшая перед ним в столовой Эбби-Грейндж, оказалась в достаточной степени необычной, чтобы привлечь его внимание и вернуть угасший интерес.