Маленькая Бланш была внебрачным ребенком. Хотя Жульен и его возлюбленная объявили о своем намерении вступить в брак, молодая женщина умерла вскоре после родов.
— Вы разумно распорядились средствами, — сказал граф Лавастин. Он явно остался доволен увиденным. Но Алан сердился. Он чувствовал, что его использовали: вырастили, чтобы затем выгодно продать графу.
Тетя Бел взглянула на Алана и отвела глаза. Ее лицо стало серьезным.
— Не могу сказать, что мы на это рассчитывали, милорд, — ответила она, как будто догадывалась о мыслях Алана. Ему стало стыдно. — Но ведь в Священных Стихах сказано: «Будете питаться плодами собственных трудов…»
— «…Снизойдет на вас счастье и процветание», — продолжила сестра Коринтия, пользуясь случаем продемонстрировать свое знание Священных Стихов. — «Дочери ваши будут как тяжелая от гроздьев лоза виноградная, сыновья ваши будут как полные снопы пшеницы. На хранительницу огня, каждый день возжигающую от своего очага свечу в память Покоев Света, снизойдет эта благодать во все дни ее, и будет она жить, чтобы увидеть детей своих детей».
— Прошу, государь мой граф. — Тетя Бел указала на единственное у стола кресло. Все остальные расположились на скамьях. — Не изволите ли присесть? — Она повернулась к Алану с тем же почтительным жестом: — И вас прошу, милорд.
— Тетя Бел, — начал он, стараясь избегнуть этих формальностей.
— Нет, милорд. — (Он, конечно, не стал бы спорить с ней ни раньше, ни теперь.) — Вы сын графа, вам соответствующее и обхождение полагается. «Бог делает богатых и делает бедных, Он низвергает и возносит».
— Слова пророка Ханны, — подтвердила священница. Тетя Бел повернулась к Лавастину:
— Я пошлю сына за вашими людьми, милорд.
— Я схожу, — сказал Алан, хотя знал, что без разрешения отца этого делать не следовало. Но иначе ему не удастся поговорить с Генри. Генри не будет есть с ними. Никто из семьи не сядет с ними за стол.
В комнату начали заходить солдаты, в дверях стало тесно.
— Алан! — произнес Лавастин.
Но юноша сделал вид, что не услышал.
Жульен и Генри еще не закончили работу. Увидев приближающегося Алана, Генри выпрямился и жестом отослал Жульена.
Алан остановился возле него. Здесь, за пределами Оспы, даже пахло иначе. Там его даже в церкви постоянно преследовал навязчивый запах рыбы. В общинном доме одновременно пахло рыбой, дымом, потом, пылью жерновов, влажной шерстью, сушеными травами, кислым молоком, прогорклым маслом и свечным воском. Здесь существовали отдельные помещения для хранения продуктов, жерновов, особо располагалась и прядильно-ткацкая мастерская. На этой ферме жили около тридцати человек, но места хватало для всех.
Здесь пахло морем, доносился крик чаек. Прохлада поздней осени, ароматы земли и ветра пересиливали все остальные запахи.
— Вы хорошо распорядились деньгами графа Лавастина, — неожиданно для себя сказал Алан.
Генри продолжал обтесывать бревна.
— Ты лучше распорядился собой, — сказал он, не поднимая глаз и не прекращая работы. Его слова больно задели Алана.
— Я не просил об этом!
— Само собой вышло?
— Не думаешь же ты, что…
— Что мне вообще думать? Я обещал дьякону в Лавасе в шестнадцать лет отдать тебя в монастырь, и она не отказалась. Знала бы она…
— Она не могла знать, что граф Лавастин больше не женится. Она не могла этого знать семнадцать лет назад. Ты думаешь, что я строил козни, обманывал, жульничал, только чтобы отвязаться от Церкви?
— Что мне вообще думать? — безразличным голосом повторил Генри. — Ты достаточно ясно дал понять, что не хочешь служить Церкви, хотя обещание было дано.
— Я ничего не обещал. Я не мог говорить. Я был тогда грудным младенцем.
— А потом, когда монастырь сгорел, ты на год отправился в Лавас, и мы о тебе ничего не слышали до тех пор, пока не пришли деньги, пока ты не был объявлен наследником графа. Я советовал Бел отослать деньги обратно.
— «Отослать деньги обратно». — Алан отшатнулся, как будто его ударили. — Ты хотел отослать их обратно? — Его голос задрожал.
— «Проклятая жажда золота! К каким только ужасным преступлениям не склоняла ты сердца?» Как-то раз одна священница, очень образованная и набожная женщина, могу я тебе сказать, рассказывала нам сагу о Хелен — «Хелениадой» называют ее. Эти слова оттуда, они запали мне в сердце, и я повторил их Бел.
— Не думаешь же ты, что тетя Бел жадная!
— Нет, — согласился Генри. — Она и действовала всегда по справедливости, ради семьи. Она могла бы добиться большего, но не следует ничего добиваться кривыми путями. Господь и Владычица не благосклонны к тем, кто стремится только к собственной выгоде.
Теперь его слова звучали вызывающе. Внезапно догадавшись, Алан с ужасом прошептал:
— Ты не веришь, что я сын Лавастина.
— Нет, — сказал Генри так же спокойно, как говорят о завтрашней погоде. Но впервые за время разговора он оторвался от работы и выпрямился, изучающе глядя на Алана. — А с какой стати мне в это верить?
Привязанные к колу Ярость и Тоска лаяли и бесновались. Взбешенный Алан в два прыжка оказался около собак и выдернул кол из земли.