Собачья работа

Тодор вполне использовал свое преимущество — он то наскакивал, то отступал, то принимался ходить кругами, всякий раз осыпая меня ударами. Я еле успевала подставлять щит и обороняться. С каждым разом это становилось делать все труднее. Меч и щит наливались тяжестью. Я боялась не успеть за скачущим туда-сюда противником и в каждом замахе выкладывалась в полную силу. Все-таки он был крепче меня.

Зрители кричали и свистели, явно не слишком довольные моим поведением, но отдельные выкрики разобрать было нельзя. Сквозь шлем, да еще надвинутый на уши подшлемник, гул толпы доносился глухо. Закричи что-нибудь распорядитель — вряд ли услышала бы. Да и некогда было прислушиваться. Я только успевала подставлять щит под меч Тодора и пыталась ударить в ответ.

Пользуясь тем, что мне трудно бегать, рыцарь кружил рядом, как волк возле раненого зверя, то наскакивая, то отступая. Я берегла силы и удобную позицию, надеясь улучить момент для атаки. Моя беда состояла в том, что на войне было некогда учиться высокому искусству поединков. Отец меня натаскивал, но не так строго и тщательно, как учил бы сына, — знал, что женщине не к лицу самой выходить на турниры. За нее это должны делать мужчины. Кто же знал, что однажды мир перевернется и женщина станет защитницей? Во мне не имелось ни капли волчьей крови, но сейчас я почему-то ощущала себя волчицей, сражающейся за своего волка. За того, с кем будет тепло и уютно в логове, за того, кто может стать отцом моих детей…

Удар. Ответный выпад. Еще. Мечи высекли искры. От мощного рубящего удара щит задрожал. Попал по руке? Обошлось. Но плечо онемело. Эх… Вот тебе! Не нравится? Отскакиваешь? Думаешь, я забыла, где сама провела черту? А вот хрен тебе! Не поддамся! Есть только один мужчина, за которым я буду бегать. И это — не ты!

Зрители внезапно разразились такими дикими криками, что они не только проникли сквозь толстый слой защиты, но и заставили опустить оружие и оглянуться в поисках источника звука.

— О нет…

Брат Домагощ стоял на одном колене. И сначала показалось, что он просто зажал под мышкой меч своего противника, но потом я присмотрелась и увидела, что вышедший у него из спины клинок окрашен алым. Коршун застыл над ним, замер с вытянутой вперед правой рукой. «Орел» и «ястреб» смотрели друг на друга. Потом Коршун, отступив, резко выдернул меч из раны, и брат Домагощ, постояв какое-то время, внезапно дернулся всем телом, словно пытался вскочить, но завалился набок. Кровь хлынула у него изо рта, тело несколько раз дрогнуло.

Зрители опять заорали. И этот крик придал нам с Тодором сил. Очертя голову, мы кинулись друг на друга.

Я все-таки не потеряла разума, памятуя о том, что у меня всего одна нога. Атаковав Тодора, отступила назад. Рыцарь отскочил слишком далеко, разорвал дистанцию, но, сообразив, что я не собираюсь его преследовать, опять бросился в атаку.

Останься я на месте, все бы закончилось. Но я рискнула и сделала шаг.

Опершись на протез и перенеся на него тяжесть тела, крутанулась на месте, сливая по щиту меч противника. Разогнавшийся Тодор «провалился», и я, воспользовавшись ошибкой противника, ударила его не по щиту, а в бок.

— Бей! — ворвался в уши отчаянный женский крик. Кто кричал? Ведь не мать Любана? И кому?

Тодор пошатнулся от удара, но устоял. Не дав противнику времени, кинулась на него.

Мой первый удар пришелся по ногам, под щит, и противник споткнулся, теряя равновесие.

Наверное, надо было дать ему время выпрямиться, встать в позицию. Наверное, стоило отступить и подождать, пока он повернется лицом и покажет, что готов сражаться. В конце концов, стоило вести себя по-рыцарски — ибо как-то все же проходят эти поединки. Но я не была рыцарем. Опоясанным по закону — да, но по духу — нет. Я прошла всю войну и в душе осталась пехотой, которой недоступно высокое искусство поединков. В гуще схватки нет времени полчаса расправляться с одним противником, пытаясь многочисленными ударами прощупать брешь в его обороне и играя в благородство. Там бьешь, не глядя, кого и куда, — лишь бы отличить своих от чужих. Кругом падают люди, а ты рвешься вперед, рубишь, колешь, режешь и не смотришь. В настоящем бою не до рыцарства, там ты один против всех, и главной целью становится выживание.

В общем, я ударила еще раз. И еще — пока Тодор не нашел в себе сил и не выпрямился, закрываясь щитом. Ударила, как в настоящем бою: лишь бы добить врага, пока он тебя не убил. Третий удар пришелся уже по упавшему телу. А четвертого не понадобилось.

Уронив руки со ставшими вдруг неимоверно тяжелыми мечом и щитом, отступила на шаг. Правая нога зацепилась за что-то, подломилась, но чужое плечо весьма кстати оказалось сзади, не дало упасть. Оглянулась на людей, сидевших на помосте. Они повскакали на ноги, чтобы лучше видеть два тела и двух победителей.

— Божий суд свершился, — прокричал, перекрывая гул и вопли толпы, пан Вышонец. — Боги сказали свое слово и очистили князя Витолда Пустополя от всех обвинений…