Собачья работа

Зал заседаний в ратуше оказался заполнен менее чем на треть. Поскольку обвиняемый все-таки был князем Пустопольским и обвинение могло показаться смехотворным для непосвященных, сюда не допустили всех желающих. Переступив порог, я окинула взглядом собрание. Не было никого из местной шляхты или представителей городского магистрата — в таком деле, как осуждение князя-оборотня, его судьи не могли допустить появления лишних свидетелей. Лишь два человека восседали справа и слева от пана королевского дознавателя за столом, покрытым алым сукном, — наверняка их пригласили со стороны, дабы избежать огласки. Там же обнаружились и представители ордена Орла. В регалиях я не слишком разбираюсь, но оба по званию явно были выше нашего «подорлика». Ни княгини Эльбеты, ни тем более Агнешки не было, но мать Любана присутствовала вместе с двумя монахинями. Не нашла я и милсдаря Генриха Хаша, но Тодор стоял подле брата Домагоща. Оба как-то странно посмотрели в мою сторону. Не понимаю, что их так взволновало? То ли само мое появление здесь, то ли присутствие волкопса, который шагал рядом и прижимался к моей ноге как обычный пес. Держу пари, оба рыцаря испугались — и испугались именно появления женщины с собакой. Не надеялись встретить меня среди живых? На Коршуна они так не смотрели. Да тот сразу отступил к стеночке, стараясь быть незаметным.

А вот что было новостью, так это присутствие княжны Ярославы. Она-то что здесь делала? Хотела своими глазами убедиться, что кара настигла чудовище? В то, что девушка все-таки любит бывшего жениха, не верилось совершенно — подле панны Ярославы как ни в чем не бывало сидел пан Матиуш Пустополь. Вот, оказывается, какой кусок Хаши бросили незаконнорожденному родственнику — целое княжество Клевеньское с девушкой в придачу! На что они рассчитывали, явившись на слушание вдвоем? Что Витолд будет осужден и Матиуш вместо него станет князем? Рано радуетесь, голубки! Хаши вам этого не позволят. Они живо прогонят вас в Клевень. А если не они, это сделает Витолд, потому что ради него я собиралась драться насмерть.

Но все эти люди меня мало интересовали. Важнее было другое — перед столом дознавателя в окружении стражи стоял обвиняемый. В кандалах, небрежно одетый, похудевший, заросший, он вызывал скорее жалость, чем ненависть. За минувшие несколько дней лицо его побледнело и осунулось еще больше. Серые глаза мужчины впились в мое лицо. Знаю, о чем ты думаешь! Но я обещала вытащить тебя отсюда, и я это сделаю. Правая рука лежала на загривке волкопса, левую стиснула в кулак, сжимая в ней единственную свою надежду на благополучный исход всего дела. Только не смотри на меня так! Ты делаешь меня слабой. Хочется подбежать, обнять тебя и поцеловать на глазах у всех. А я этого не могу. Именно сейчас не могу! Ради тебя. Ради нас обоих.

— Добрый день! Я не опоздала?

— Нет, панна Брыльская, еще не поздно, — любезно промолвил пан Вышонец. — Несмотря на то что мы уже почти закончили, но… красивой женщине можно простить такую маленькую слабость.

Княжна Ярослава презрительно фыркнула. Ну еще бы! Она моложе, ей за последние дни не приходилось скакать верхом, валяться в душной грязной избе, восстанавливая здоровье. Да и все конечности на месте. Я уж молчу о том, что не помню, когда в связи с этими событиями последний раз мыла голову!

— Благодарю за любезные слова, ясный пан.

— Вы кто? — поинтересовался один из «орлов».

— Дайна-Ядвига Тура-Брыльская, из рода шляхтичей Брыля. Телохранитель на службе у князя Витолда Пустополя. Я пришла свидетельствовать в пользу обвиняемого…

— В этом нет нужды, — начал было «орел», но его остановил дознаватель.

— Поскольку окончательное решение пока не оглашено, мы обязаны выслушать каждого, кому есть что сказать, — произнес он. — И пани Брыльскую в том числе!

— Благодарю, ваша честь. Я могу принести присягу?

— Да-да, конечно.

По знаку дознавателя один из секретарей приблизился ко мне с ларчиком, где лежали доставленные из собора священные реликвии — обрывок пергамента, на котором были начертаны «Наставления» Богини-Матери. Я положила ладонь на крышку ларца:

— Здесь и сейчас клянусь не лгать, не предавать, не лицемерить, ибо пред ликом Матери нахожусь! И да будет милостива ко мне Мать, прощая грехи вольные или невольные…

«Ибо если солгать во имя правды, то ложь становится правдой».

— Хорошо, — дознаватель потер руки. — Здесь и сейчас проводится последнее дознание, после которого можно выносить вердикт и передавать материалы суду. Я опросил всех свидетелей, дважды разговаривал с обвиняемым. Вы признаете себя виновным?

— Зачем повторять в третий раз, — вздохнул Витолд. — Я уже все сказал…

— То есть вы признаете, что вы — оборотень по крови своей и готовы поклясться в этом?

— Готов, — кивнул князь.

— Он признался, — так и подскочил брат Домагощ, обращаясь к своим коллегам.

Княжна Ярослава побледнела, схватилась за грудь. И пан Матиуш тут же сжал другую ее руку, зашептал что-то утешительное и ласковое на ушко.