Гашека и Фишера они выбрали не случайно. Во-первых, это были друзья Евсея, во-вторых, более смышленые, чем остальные, и наконец, в-третьих, в силу второго, понимали: стоит собачникам организоваться, и спокойному житью бомжей пришел конец. Вот бабы их это почувствовали раньше и свалили. Теперь бомжи, лишенные женской ласки, обозлены. О том, что Евсей погиб, Аслан и брат решили не говорить, дабы окончательно не перепугать будущих исполнителей.
Гашек и Фишер бедствовали второй день. Если бы не Сардор, разрешивший вымыть котел и щедро против обычного расплатившийся не холодным пловом, а деньгами, кто знает, сумели бы что-нибудь закинуть в топку подведенных голодом желудков.
Сардор второй день не находил себе места и, когда появились эти двое, без всяких разговоров накормил бедолаг и ссудил деньгами за работу.
Просьбу кавказцев о встрече Фишеру передал сардоровский мальчишка-помощник, и теперь они торопились к месту, приятно сознавая, что могут получить дополнительную работенку. Отсутствие часов заставило их прийти раньше назначенного.
— Если опять гнилой лук, я за тридцатник не пойду, — переваривая плов, заметил Фишер. — На сегодня пайка есть, а завтра поглядим.
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнул, — предпочел прямо не высказываться Гашек.
У него внутри разыгралась форменная революция. Обладая фантазией, он вслушивался в процессы пищеварения и представлял все в виде учебного фильма: вот плов двигается по кишкам, кишки слиплись и неохотно пропускают пищу по каналу, со стенок, как в подземном колодце, капает желудочный сок и с шипением и пеной впитывается в рисовые зерна и кусочки мяса. Он даже увидел дырку язвы с рваными краями, куда проваливается часть поступившего внутрь плова.
— Чего ты рожи строишь? — спросил Гашек, глядя на самосозерцающего Фишера.
— У меня язва. Я скоро умру, — констатировал товарищ.
— Чего ты мелешь! — перепугался Гашек. — Сначала Евсей пропал, теперь ты язву нашел…
— Чует сердце, мертвый он.
— Да ты белены объелся? Еврей его повсюду ищет, говорит, бумаги пришли. Может, он к своему дружбану в баню поперся. Все-таки человеком станет.
— Я бы тоже в баню хотел. Подохну, как собака, немытым.
Деньги, которыми ссудил Сардор, были истрачены на водку.
Здесь же на рынке и купили и выпили. Теперь она нехорошо рыгалась керосином, но по башке врезала здорово.
— Ты что говоришь-то, что говоришь?..
— Вон… Идут.
Друзья-товарищи увидели, как из остановившейся на проезжей части машины вышли двое и направились к пустырю. Это были Аслан и его брат Муслим.
Не подходя ближе чем на три метра, кавказцы остановились.
— Эти? — спросил Аслан брата.
— Привет, мужики, — вместо ответа начал Муслим, — работа есть.
— Знаем. Объявления читали, — сыто-небрежно отреагировал Гашек.
Муслим посмотрел на трубу. Там стояла недопитая водка.
Вот шайтан, уже где-то разговелись, с досадой подумал он и понял, что сытым придется давать больше.
— Можешь этой газетой подтереться. Я столько дам, не пожалеешь.
Аслан стрельнул глазами на брата. Уговор был другой. Муслим говорил, что купить бомжей — разговор короткий. У них сейчас с деньгами труба.
— Лук грузить не пойдем, — за друга ответил Гашек.
— Никто не заставляет. Тут дело другое. Пугануть надо, понял, да?
Муслим достал бутылку водки и протянул Фишеру. Тот не посмел отказаться — водка же…
Гашеку такое начало не понравилось. Он не знал истории Трои, но к подаркам, да ещё от кавказцев, относился подозрительно. Ко всему прочему, водка была дорогая, не из тех подвалов, где брали они сами.
— Все не так просто, — подумал он.
— Слыхали, тут общество организовано… Ни нам, ни вам не нужно. Они тут свой порядок поставят, и всем будет плохо — и нам и вам. Сгонют.
— А нам что… Мы подвинемся.
— Не подвинешься. Совсем сгонют. Евсей вон пропал…
— Евсей в деревню уехал.
— Аллах справедлив. Ваш Евсей уже с Петром-ключником разговаривает. Точно знаю. И брат видел. Его большая собака сожрала.
— Не звезди.
— Зачем мне врать. Пять кусков даю. Испугаешь? Ружье даю… Наливай.
Аслан смотрел на брата и удивлялся: неужели пить будет с этими?
Но Муслим взял грязный стакан и одним глотком выпил принесенную водку.
— Тебе Аллах не велел, — засмеялся Гашек.
— Про водку в Коране ни слова. Вино нельзя. Большую собаку знаешь?
— Ее теперь все знают.
— Я тебе ружье дам и патрон холостой. Пугнешь?
— А если он собаку пустит?
— Не пустит. За такое тюрьма. Нары. Не пустит. Народ кругом.
— Как же при народе?
— Сам думай. Там стройка. Канава большая. Доску постелишь, по ней убежишь. Доску скинешь. Никто не догонит.
Бомжи задумались.
Молчали и заказчики.
— Мало.
— Сколько хочешь?
— Сейчас пять, потом пять.
— И ящик чешского.
— И кило воблы, — загорелся второй бомж.
— Хорошо. Сейчас не дам. Дам вечером. Напьетесь. Дам половина.
Муслим кивнул брату, и тот пошел к машине, вернулся с мешковиной, в которой угадывался продолговатый предмет.
— Патроны в стволе. Осторожней.
— Лады, — согласился Гашек и принял оружие.
— В восемь, — предупредил Муслим, и братья пошли к машине.
Там Муслим попросил слить воды на руки, и Аслан полил ему из бутылки боржоми.