Соавторы

Катерина говорила спокойно, но глаза ее вспыхнули недобрым огнем, и Глафире Митрофановне на какой-то момент стало по-настоящему страшно. Таких глаз, жестких и одновременно бездонных, она никогда ни у кого не видела.

- Васечка, пойдем со мной на кухню, - заворковала старуха, - помоги мне еще колбаски нарезать, она твердая такая, а у меня силы уже не те.

- Пошли, баба Глаша, - с готовностью поднялся из-за стола Василий, - насчет колбаски - это я всегда в первых рядах.

***

"…ты самая умная и знаешь все лучше всех? Я тебе объясню, кто здесь самый умный и кто лучше всех все знает. Я так тебе объясню, что ты не забудешь этого до самой смерти…"

Ничего, ничего, скоро все закончится. Осталось совсем немного. На нужную информацию истрачена уйма денег, но цель уже близка, еще чуть-чуть, еще несколько маленьких шажочков…

И что потом? Чувство глубокого удовлетворения? От чего? От того, что справедливость восторжествовала? Да, наверное. Для этого все и делается.

А может, бросить все это, не доводить до конца, оставить как есть? Может быть, и в самом деле нет никакой разницы, настанет торжество справедливости или нет, потому что жизнь - это опыт, который ты переживаешь, извлекаешь из него уроки и знания и переходишь к другой жизни и к переживанию другого опыта. И если тебе предписано в этой жизни пережить опыт несправедливости, унижения или недооцененности, то и надо его переживать, а не пытаться переломить течение событий, перерисовать картину, переснять фильм. Или наоборот, тебе предписано пережить опыт борьбы за восстановление справедливости, а ты опускаешь руки и, таким образом, не выполняешь свое предназначение. Как правильно? Если бы знать…

***

- Обижает тебя Катерина, - сочувственно проговорила Глафира Митрофановна, усадив Василия за стол и поглаживая его по немытым волосам. - Гнобит она тебя.

Чего ж отец-то за тебя не вступится? Ты ведь не чужой ему, родная кровиночка, а он Катерину осечь не может.

- Да ладно, баба Глаша, чего там, - вяло ответил он, приваливаясь головой к ее теплому животу, накрытому чистеньким, пахнущим стиральным порошком белоснежным фартуком. - Пусть себе резвится, пока время не подошло.

- Ты это о чем? - насторожилась Глафира. - Какое такое время подойдет?

- Подойдет, - задумчиво повторил Василий, обмякая под ласковой старческой рукой, - подойдет время.

И тогда они все узнают… тогда поймут, кто из нас чего стоит… и пожалеют…

Он внезапно встряхнулся, распрямил плечи, взял морщинистую руку старухи, поднес к губам, поцеловал.

Улыбнулся, глянул весело.

- Так где там наша колбаска, баба Глаша? Давайте ее сюда, я ее в мелкие кусочки покромсаю.

Глафира достала из холодильника палку колбасы, положила перед Василием деревянную дощечку, дала нож.

Он принялся резать, ловкими сильными движениями отделяя ровные тонкие кружочки. Глафира молча любовалась им, потом осторожно спросила:

- Васечка, ты это о чем сейчас говорил? Кто узнает?

И о чем пожалеет?

- Ни о чем, - небрежно ответил он. - Так Положил нож и, пристально глядя на него, повторил медленно и раздельно:

- Ни. О. Чем.

Старая Глафира ничего не поняла, но в груди у нее похолодело.

***

Третьим человеком, которому звонил Егор Витальевич Сафронов в поисках жены, когда та вовремя не явилась домой в субботу, 18 октября, была некая Наталья Разгон. По словам Сафронова, если Нора Уразова и Нина Клевцова ответили ему, что Елены с ними нет и о встрече на тот день они не договаривались, то Наталья Разгон вообще не смогла сказать ничего внятного, потому как домашний телефон ее не отвечал, а дозвонившись по мобильному, Егор Витальевич узнал, что Наталья вот уже почти два месяца находится за границей, посему ни о каких планах его супруги на текущий день не знает и знать не может.

Следователь связывался с Натальей сам и выяснил, что Егор действительно звонил 18 октября примерно в одиннадцать вечера по московскому времени. Сама же Наталья Разгон прибудет в Москву только десятого ноября, а давать подробные показания по телефону для нее слишком дорого. Следователь и не настаивал, никакой "горячей" информацией Разгон обладать не могла, слишком давно ее не было в Москве. А вот Насте эта женщина сейчас очень была нужна. Ну что ж, нет так нет, придется подождать, а пока заняться другими насущными проблемами. Например, поговорить с Егором Витальевичем о тайном пристрастии его жены к занятиям спортом.

На этот раз господин Сафронов был более любезен, договариваясь о встрече, выражал всяческую готовность ответить на вопросы и предложил Насте приехать в кафе, которым владел на паях с Алишером Уразовым.

Против ожиданий, он не предложил сесть в зале, а провел Настю в кабинет, обставленный солидно и дорого, но без излишнего шика. Рабочий стол, в мебельных салонах именуемый "столом руководителя", вращающееся кресло с высокой спинкой, несколько кресел для посетителей, шкафы, полки, аквариум с рыбками. Одним словом, весьма лаконично.

- Егор Витальевич, ваша жена занималась своим здоровьем в какой-нибудь форме? Посещала салоны красоты, фитнес-центры?