Со мной не соскучишься

С таким же успехом он мог бы спросить у меня, есть ли жизнь на Марсе. Что бы я могла ему рассказать, даже если бы захотела? Что ничего, ровным счетом ничего не происходит. Я знала о Рунове и о его жизни немногим больше, чем в первый день. Мы спим вместе, по мере возможности доставляя друг другу удовольствие, живем под одной крышей — вот, собственно, и все. А то, что он рассказал мне накануне, ничего не прояснило, скорее добавило тумана.

Я так и ответила:

— Да ничего не происходит, тихо, как в приемном покое. Рунов уходит рано, приходит поздно, я сижу с этим сопляком, как ты его называешь. То, что мне удалось выяснить, я думаю, ты знаешь и без меня. Ну, насчет того, что он восемь лет сидел за угон самолета, когда-то был художником… Он не торопится открывать мне свои тайны, если, конечно, они у него есть. Сомневаюсь, чтобы и дальше от меня было много толку. По-моему, вам лучше было бы проверить его на детекторе лжи.

Я не могла отказать себе в маленьком удовольствии незаметно поиздеваться над Кареном.

Он принял мое сообщение к сведению в глубокой задумчивости. Похоже, его планы предусматривали нечто иное.

— Ему никто не звонит?

Я отрицательно покачала головой. До меня самой только сейчас дошло, что в нашей квартире постоянно стоит ничем не нарушаемая тишина, которую даже изредка не прерывает легкое треньканье звонка.

— К нему никто не приходит?

— Он называет себя одиноким волком.

Карен нервно забарабанил пальцами по стеклу:

— Я же тебе велел вытаскивать его куда-нибудь, чтобы он был на людях. Нечего сидеть в четырех стенах! Ведь есть же у него какие-нибудь любимые злачные места… Вы тогда были в этом клубе, как его…

— «Субмарина», — подсказала я.

— Вот именно, сходите туда еще раз. Скажи, что тебе скучно, хочется немного развеяться.

Тут я не выдержала и в надежде пролить наконец свет на его заинтересованность в делах Рунова, спросила:

— Господи, да кто он, собственно, такой? Чем он вообще занимается, ты знаешь?

— Спроси что-нибудь полегче, — выдохнул Карен, который в этот момент что-то усиленно обдумывал.

— Надеюсь, он хотя бы не вампир?

— Что? — опешил Карен.

— Надеюсь, он хотя бы не вампир? — повторила я.

Карен расхохотался:

— Нет, он не вампир, он хуже, он — сексуальный маньяк! Так что будь с ним осторожна.

Мне это надоело, я смерила его взглядом и выскочила из машины, которая как раз остановилась на светофоре.

— Постой! — крикнул мне вслед Карен.

Я обернулась. Он поманил пальцем, и мне пришлось, наклонившись, заглянуть в автомобиль. В этот момент Карен неожиданно потянул на себя дверцу, так что моя голова неожиданно оказалась зажатой в щели, а глаза от неожиданности и страха полезли из орбит.

Карен придвинул свое полное лицо к моему, и я смогла хорошо рассмотреть его восточные глаза — маслины в желтоватом белке.

— Будь умной девочкой, — сказал он, — если не хочешь умереть молодой и красивой.

Я уловила его тяжелое дыхание, жуткий запах, с которым уже не справлялись никакие дезодоранты. Похоже, изнутри он в прямом смысле слова разлагался.

* * *

Вечером я спросила Рунова:

— Может, ты вампир?

Он приподнял брови в удивлении, уголки его рта приподнялись, изобразив удивленную улыбку.

— Я вижу тебя только по ночам, утром ты уходишь, словно бежишь от света. Для полноты картины осталось только убедиться в том, что ты не отражаешься в зеркале… А вдруг ты выпьешь мою кровь?

Рунов подтолкнул меня к огромному зеркалу на стене, в котором отразились мы вдвоем. Должна признать, мы выглядели весьма эффектно: ни дать ни взять двойной портрет в золоченом багете. Рунов поцеловал меня в шею, потом шутливо оскалил зубы, точно намереваясь укусить. Я замерла. Трогательная птичка нежности села мне на плечо и выпустила свои крошечные коготки. Ах, как бы я хотела переселиться в Зазеркалье, там, по крайней мере, я могла бы не опасаться Карена и не ломать голову над тем, в какой переплет попала по его воле. Тогда бы, наверное, я избавилась от ужасного ощущения собственной раздвоенности, как будто я зависла между желаемым и действительным, не в силах определить, к какому берегу пристать.

Губы Рунова, покрыв поцелуями мою шею, впились в мое плечо, рука расстегнула молнию на платье. Я зажмурилась и, воспарив, оторвалась от земли…

Я очнулась на ковре, было совсем темно и так тихо, что я ощутила себя погребенной под снежной лавиной. Я нащупала руку Рунова, его пальцы были прохладными.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил он из темноты.

«Меня беспокоит, сможешь ли ты когда-нибудь понять меня и простить», — подумала я. А вслух сказала:

— Скажи, куда ты уходишь и что делаешь. Ведь все это вокруг откуда-то берется и чего-то стоит.

— Ты думаешь, что я опять занимаюсь чем-нибудь противозаконным, я угадал?

— Не в этом дело! Просто, если ты впустил меня в свою жизнь… — Я замолчала, потому что с трудом подбирала подходящие слова.

Рунов сел, прислонившись спиной к кровати.