Со мной не соскучишься

А потом замелькали отрывки из эпохальных произведений несравненного мэтра, и я не успела еще ничего сообразить, как мое вызывающе юное живое изображение уже проплывало в лодке среди бутафорских кувшинок. Я бросила быстрый взгляд в сторону Мальчика и выдернула штепсель из розетки. Почему? Тогда это был неосознанный порыв, но позже, проанализировав его, я нашла единственное объяснение своему поступку: боязнь открыть свои слабые стороны Мальчику или, не дай Бог, расчувствоваться перед ним. Да и к чему было давать ему возможность сравнивать нестареющую копию с потускневшим оригиналом?

Мальчик даже дар речи потерял от неожиданности, а потом, очевидно, вспомнив все предшествующие обиды, двинулся на меня, исполненный смертельной обиды и ненависти. Вряд ли его так уж интересовал прерванный мной фрагмент фильма, он просто инстинктивно боролся за собственное место под солнцем.

— Включи, — приказал он, его тон не сулил мне ничего хорошего.

Я мертвой хваткой вцепилась в электрический шнур.

Он попытался вырвать его у меня, рукав моей блузки с треском разорвался, наши непримиримые взгляды скрестились, едва не высекая сноп искр.

— Тварь! — выкрикнул Мальчик. Еще немного, и он бы меня ударил.

Отличное продолжение, кровь ударила мне в голову.

— Ах так? — процедила я. — Ну, хорошо. — И легонько потянула рукав блузки, который разошелся по шву, обнажая плечо.

Мальчик замер с кулаком, занесенным надо мной, и ошалело уставился на прореху и вывалившуюся из нее бретельку бюстгальтера.

— Интересно, что скажет Рунов? Есть два варианта, — спокойно продолжала я, наслаждаясь зрелищем его детской растерянности, — либо ты меня избил, что, впрочем, недалеко от действительности, либо, что еще ужаснее, хотел меня изнасиловать. Ну, что ты предпочитаешь?

Мальчик дышал тяжело, как спринтер, побивший мировой рекорд.

— Он тебе не поверит, — пробормотал он с сомнением.

Бедный Мальчик, науку лицемерия ему еще только предстояло постичь!

— Может, поспорим? — предложила я.

Кураж победы струился по моим жилам, нужно было, не теряя темпа, продолжать натиск. Поле битвы оставалось за мной, я могла мародерствовать и добивать раненых, тем более что великодушием сраженный противник не отличался.

— На колени! — приказала я. Роль победительницы мне страшно нравилась, и я играла ее с удовольствием.

— Что? — обалдел Мальчик.

— Что слышал: на колени! — повторила я, чувствуя, что вот-вот лопну от смеха.

Его губы задрожали от обиды, а я, старательно подливая масла в огонь, подошла к окну, отодвинув штору, глянула вниз, на пустой двор и сблефовала, продлевая удовольствие:

— Рунов уже подъехал, сейчас он выйдет из машины, через минуту будет здесь…

И тут случилось ужасное, то, на что, собственно, я меньше всего рассчитывала, затевая эту глупую игру: Мальчик как стоял, так и рухнул на колени.

Я испугалась: это был явный перебор. Игра зашла слишком далеко, я играла с огнем, понимая, что он никогда не простит мне такого унижения. Но отступив в этой ситуации, я бы только усугубила свое положение.

— Ладно, вставай, — пробормотала я, — я тебя простила. Забудем и станем друзьями.

Как будто это возможно!

Мальчик встал с колен, плюнул мне под ноги и вышел из комнаты.

ГЛАВА 5

Мальчик больше не ходил за мной по пятам, избрав, похоже, новую тактику. Он тихо копил свою желчь, пока я извлекала выгоды из своей победы. Увы, я мало преуспела в шпионской деятельности — Рунов с большой неохотой шел на откровенность.

Он все так же уходил по утрам, возвращаясь поздно вечером, и мы с Мальчиком наперегонки мчались его встречать. Рунов, таинственный, загадочный, непостижимый, великолепный, исполненный демонического обаяния (список эпитетов я могла бы продолжать до бесконечности), — был единственным связующим нас звеном. Мы взирали на него каждый в своей тайной надежде, а он опускался на диван, не сняв своего роскошного пальто, одаривал нас понимающими взглядами. Легкое облачко безрассудного обожания срывалось с моих губ, описывало затейливый круг вокруг стриженой головы коварного Мальчика и сворачивалось калачиком у ног Рунова…