Читаем …Со многими неизвестными полностью

Софья Григорьевна Ровинская была врач-терапевт. Муж ее, тоже врач, погиб на войне. Каждое лето на даче жила ее дочь с мужем и ребенком. Но сейчас они уехали к родным на Украину, и Ровинская впервые решила сдать первый этаж дачи. Сама она ночевала на даче редко - в поликлинике было очень много работы. Софья Григорьевна до позднего вечера обходила свой участок. Работала она здесь уже много лет. Ее знали чуть не в каждой семье и ждали ее слова, совета, порой наивно полагая, что, исцеляя недуги телесные, врач может дать средство преодолеть и все другие невзгоды. Как часто после этого приходилось Софье Григорьевне отправлять письма то в собес, то в ЦК профсоюза, то в местком фабрики с жалобой, с гневным протестом против бездушия и волокиты. И, может быть, подпись в конце этих писем - «лечащий врач такая-то» - действительно ускоряла принятие мер.

Да, жильцы ей попались плохие. Собственно, сдавала она дачу только одной Зое Ложкиной. Но потом к ней приехал брат. С той поры начались внизу пьяные крики и песни, начали появляться разные люди.

- Кто же у них бывал, кого запомнили, Софья Григорьевна? - спросил Костя, терпеливо и уважительно выслушав ее сбивчивый и, может быть, излишне подробный рассказ.

- Вы знаете, разные люди бывали. Вот совсем недавно, например, мальчик один меня очень обеспокоил, - нахмурилась Ровинская. - Ему лет шестнадцать. Сначала он как будто стеснялся или робел. Но потом сел с ними в карты играть, водку пил. Конечно, проиграл. Я слышала, как они стали деньги с него требовать, а их, конечно, не было. И все отвратительно ругали его, грозили. Потом кто-то за него заступился. А родители-то и не подозревают, где их сынок время проводит.

- Как же его зовут? С кем он приехал, когда?

- Зовут его, кажется, Игорь. Приехал он в прошлое воскресенье со стариком одним. Он, помнится, и заступился за него.

- А не скажете ли, каков из себя этот Игорь?

- Такой, знаете, типичный астеник - высокий, узкогрудый, с тонкими руками. Блондин. А характер, видно, вспыльчивый, безусловно с повышенной нервной возбудимостью.

- Значит, этот парнишка был, старик. А еще кто?

- Еще? Другой парень, постарше. Они его, кажется, Титом звали. Отвратительный субъект. Знаете, я заметила у него некоторые дегенеративные признаки.

- Какие же? - заинтересовался Зотов.

- Например, уменьшенная нижняя челюсть, узкий лоб. Между прочим, у него значительная диастема.

- Это интересно, - кивнул головой Зотов. - А не скажете ли, каков из себя тот старик, как его они называли?

- Не видела я этого старика. Но слушаются они его. Помню, этот самый Ложкин ему жаловался, - я как раз в кухне возилась и слышала, - что кто-то ему мешает дело на Песчаной закончить и он, мол, не знает, кто именно. Я уж тогда подумала: не спекулянты ли? А этот старик ему и говорит таким, знаете, елейным голосом: «Ничего, уважаемый, иди и делай, как я тебе сказал. Все будет в порядке». Очень хорошо я запомнила это глупое «уважаемый». А-а, позвольте, - оживилась она. - Вспомнила. Ложкин его, в свою очередь, папашей величал.

- Папашей? - невольно вырвалось у Кости, и он посмотрел на Зотова.

Тот, однако, продолжал невозмутимо курить, и Костя, спохватившись, быстро добавил:

- В самом деле глупо. Ну, а кто же там еще был?

- Право, больше не помню, - задумчиво ответила Ровинская.

- У вас есть вопросы, товарищ майор? - обратился Костя к Зотову.

- Только два. И мы вас больше не будем задерживать, Софья Григорьевна.

- Да нет, что вы? Спрашивайте сколько угодно. Дело, я вижу, серьезное.

- Очень, - кивнул головой Зотов. - Так вот. Позавчера они привезли сюда на машине вещи. Вы не заметили, куда они их спрятали?

- Нет, знаете, не видела, - с сожалением покачала головой Ровинская и, подумав, добавила: - Ровным счетом ничего не видела.

- Жаль. И второй вопрос. Вы не слышали, где этот мальчик Игорь живет, хотя бы в каком районе?

Ровинская не спеша загасила окурок, потом вытащила новую папиросу и стала разминать ее пальцами.

- Где он живет? - медленно проговорила она. - К сожалению, никто из них об этом не говорил. А я, скажу честно, прислушивалась. Меня судьба этого мальчика так встревожила, что я даже собиралась сообщить родителям или в школу.

- Откуда вы знаете, что он в школе учится? Может быть, он работает.

- Нет. У них о школе какой-то разговор был.

- Какой же?

- Сейчас вспомню… Ага. Этот Игорь говорил, что ему в тот день в школу обязательно надо. Драмкружок, кажется, собирается, а он староста. Все начали насмехаться над ним: тоже артист нашелся. А этот старик опять заступился и сказал, что это хорошо, надо, мол, чтобы его в школе уважали. Понимаете? Негодяй старый! - вся вспыхнула Софья Григорьевна. - Этого птенца лицемерить учит. Стал даже торопить его, советовал, как с вокзала до школы добраться.

- Вот-вот, - подхватил Зотов. - Это интересно. Как же?

- На метро, говорит, по кольцу гораздо ближе. А там, мол, добежишь.

- И это все?

- К сожалению, все.

- Маловато, - искренне вздохнул Зотов. - Простите еще раз, что потревожили. Что поделаешь, - он с улыбкой развел руками, - дело наше такое беспокойное.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные приключения

«Штурмфогель» без свастики
«Штурмфогель» без свастики

На рассвете 14 мая 1944 года американская «летающая крепость» была внезапно атакована таинственным истребителем.Единственный оставшийся в живых хвостовой стрелок Свен Мета показал: «Из полусумрака вынырнул самолет. Он стремительно сблизился с нашей машиной и короткой очередью поджег ее. Когда самолет проскочил вверх, я заметил, что у моторов нет обычных винтов, из них вырывалось лишь красно-голубое пламя. В какое-то мгновение послышался резкий свист, и все смолкло. Уже раскрыв парашют, я увидел, что наша "крепость" развалилась, пожираемая огнем».Так впервые гитлеровцы применили в бою свой реактивный истребитель «Ме-262 Штурмфогель» («Альбатрос»). Этот самолет мог бы появиться на фронте гораздо раньше, если бы не целый ряд самых разных и, разумеется, не случайных обстоятельств. О них и рассказывается в этой повести.

Евгений Петрович Федоровский

Шпионский детектив / Проза о войне / Шпионские детективы / Детективы