Сны Ocimum Basilicum

Оператор Сулейман, следовавший за «Непобедимыми», наконец признался себе, что влюблён в Мари. Они часто болтали, когда команда просто перемещалась с места на место и не происходило ничего интересного, и, можно сказать, подружились. Ему нравилось снимать её, особенно крупным планом. Сейчас Мари стояла на возвышенности, напротив построенного в скале двухэтажного мавзолея – высокая, тонкая, короткие светлые волосы треплет ветер. Кадр получился эпический. «Закончится игра – точно позову её на свидание, – пообещал себе оператор. – Только бы она не победила. А то решит, что это я из-за денег».

Перед началом первого этапа испытаний им дали отдохнуть, накрыли стол в беседке. Одна только Мари изъявила желание осмотреть мавзолей, к которому вела лестница в пять пролётов, слегка осыпавшаяся, но всё ещё надёжная и безопасная. Влюблённый Сулейман, не расставаясь с камерой, но выключив её, последовал за Мари. Поднимаясь, она ни разу не обернулась, но он знал, что его присутствие не осталось незамеченным.

Декоративные решётки каменных окон были частично выломаны – так выразили свой протест против «идолопоклонничества» шииты, прознавшие о святом месте. На этом их религиозный запал иссяк; очевидно, известняк оказался крепче, чем они думали. Мари, не задержавшись, чтобы рассмотреть купольные потолки, изящную резьбу по камню и виды из окон, миновала два этажа и выбралась на крышу. С обратной стороны гробницы Сулейман ожидал увидеть устрашающий скалистый обрыв, но вместо обрыва перед ними расстилалась равнина с фермой и коровами.

– Ты меня не снимаешь? – спросила Мари.

– Нет. Надо?

– Не надо. Знаешь, зачем я здесь?

Все железы внутри Сулеймана затрепетали, настолько двусмысленно прозвучал этот вопрос.

– Здесь – это на крыше или вообще? – уточнил он, чувствуя себя донельзя глупо.

– В игре, – Мари подошла к самому краю крыши, вызвав у Сулеймана лёгкий приступ дурноты и онемения конечностей. «Кажется, сейчас будут страшные откровения с разоблачениями, но так не бывает в жизни, только в кино», – подумал он в панике и собрался с силами, чтобы достойно выдержать всё, что будет сказано.

– М… Собираешься выиграть сто тысяч?

– Мне нужно кое-что более ценное, – Мари уставилась большими зачернёнными глазами прямо ему в душу. И рассказала, как десять лет назад влюбилась в высокого, пригожего парня. Был он на два года старше, они проводили время в общей компании. Но, как ни пыталась она завоевать его любовь, ничего, кроме снисходительного объяснения, что она «не в его вкусе», не добилась.

– У чувака значит вообще вкуса нет! – не удержался Сулейман.

– Я тогда совсем другая была. Толстая и некрасивая.

– Разве в этом дело? Даже если бы ты сейчас на двадцать килограммов поправилась, это всё равно была бы ты.

Теперь Мари посмотрела на него по-новому, вроде бы даже оценивающе, но быстро одумалась.

– С тех пор я проделала большую работу над собой. Теперь уже вряд ли он сможет сказать, что я не в его вкусе. Он меня даже не узнал.

– Так вы виделись?

– Это – Денис.

Сулейман даже не сразу понял, о ком идёт речь, а потом ему внезапно стало очень холодно.

– Я собираюсь выиграть у него. Увести из-под его носа эти деньги. А потом спросить, действительно ли он не узнал меня! – В этот момент лицо Мари было даже пугающим. – И… я не знаю, зачем тебе всё это рассказываю. – Она протянула оператору руку. – Помоги мне спуститься.

Гроза, бушевавшая ночью в Баку, добралась до Маразы, но там она только накопила силу, чтобы обрушиться на всех, кто не успеет укрыться. На степных холмах спрятаться было негде, и съёмочная команда с беспокойством смотрела на тёмное, почти как ночью, небо. Все держали наготове дождевики.

Молнии сигнальными огнями замелькали вдалеке, долгий раскат грома оповестил о приближении опасности.

– Если мы не доберёмся до пещер раньше, чем гроза доберётся до нас, – сказал Денис, – то это будет очень и очень… хреново.

По сухой земле, сверяясь с компасом, идти было одно удовольствие, даже несмотря на отсутствие тропинок.

– Я дождя не боюсь, – похвасталась Самира.

– К твоему сведенью, гроза – это не столько дождь, сколько молнии, – сказала Егяна. – Если молния ударит в тебя, как думаешь, что случится со всем этим силиконом, из которого ты состоишь?

От неожиданности Денис и Лейла даже остановились. Башир семенил сзади и не услышал неожиданного выпада от сдержанной Егяны.

– А если в тебя ударит, то твой жир поджарится или расплавится? – Самиру было не так-то легко выбить из седла.

– Дамы, если в кого и ударит молния, то это в меня, потому что я самый высокий, – попытался разрядить обстановку Денис. Башир нагнал их и спросил:

– Почему мы остановились?

Никто ему не ответил. Они начали восхождение на очередной холм. Здесь то и дело попадались козьи тропки, узкие, бледные, словно шрамы от порезов лезвием, и «Апшеронские Тигры», когда могли, шли по ним. Становилось темнее, соло грома становилось громче и короче – гроза приближалась, и она двигалась быстрее, чем люди.

– Плохо, – бормотал Денис, имевший больше опыта, чем остальные, в подобных делах. – Очень плохо.