Сны Ocimum Basilicum

Телефон в её сумке робко напомнил о себе сигналом, и она с облегчением откликнулась на этот зов, потому что это позволило ей отвлечься. Не дождавшись известий от увлечённой своими делами Рейхан, Жаля сама написала ей. Дела шли совсем скверно: на свадьбе Жалин муж, когда она набралась смелости тихо попросить его не пить слишком много, рассвирепел и заявил ей, что она «чушка отсталая», а ему нужна «раскрепощённая западная женщина», которая будет пить наравне с ним, и что надо было ему не поддаваться родительскому шантажу и не жениться. Бедняжка нашла утешение в телефоне и теперь слёзно умоляла Рейхан поторопиться, чем заставила её здорово понервничать, тем более, что сообщения на русском языке Жаля писала исключительно латиницей, что вкупе с её общей безграмотностью и нервными опечатками сильно затрудняло чтение. Рейхан пришлось проявить изворотливость настоящего политика, чтобы скрыть от клиентки неприглядную правду: она была убеждена, что помочь Жале может только пересадка головного мозга, либо ей, либо её мужу. Последний, будучи продуктом воспитания своей семьи и среды, в которой рос, понятия не имел о внутренней свободе, а потому, пожив некоторое время среди людей иного склада, в невежестве своём начал путать свободу с развратом и считать себя приверженцем совершенно другой системы ценностей, на самом деле оставаясь прежним. Жаля прислала целый отряд рыдающих смайликов, и Рейхан, вопреки своему ожиданию, расчувствовалась. К тому же она представила себе, что в окружении Жали наверняка обретается ещё немало несчастных поспешивших с замужеством женщин, которым та могла бы порекомендовать её услуги в случае успеха… Рейхан расстелила на глине толстый шарф, похожий на плед, элегантно уселась на него и достала из сумки термос с кофе. Болтавшийся неподалёку таксист, который, она была уверена, мечтал видеть её хозяйкой в своём доме, вызывал опасения – он мог решить, что Рейхан присела отдохнуть или, чего доброго, что она собирается поделиться с ним кофе. Прежде, чем Юсиф успел заметить её за складкой горы, Рейхан мысленно окутала себя защитными рунами, сделавшими её условно невидимой – когда бы таксист ни посмотрел в её сторону, фигура Рейхан проваливалась в слепое пятно его глаза.

Всякий раз, когда проблема на первый и даже второй взгляд казалась неразрешимой, Рейхан, после нескольких панических приступов, тратила на сосредоточенное обдумывание ровно пять минут и всегда находила решение. Поначалу это происходило само собой, затем Рейхан заметила закономерность и пришла в восторг. Она поделилась своими соображениями с подругами, и те, проведя несколько житейских экспериментов, подтвердили её теорию: ровно пять минут интенсивной мозговой деятельности выдавали в конечном итоге нужные идеи и верные решения для абсолютно всего. Это было одновременно прекрасное и удручающее открытие: выходило, что большинству людей просто лень всерьёз задуматься на каких-то ничтожных пять минут, за это короткое время они непременно отвлекутся на визуальную приманку вроде иконок Watsapp, Facebook и Instagram или целеустремлённая мысль их соскользнёт с края сознания в бессознательное, где медленно кипя побулькивает варево из мыслей-зародышей, недомыслей и таких продуктов разума, в существовании которых люди не хотят признаваться даже самим себе.

Отгородившись от возможных помех, Рейхан остановила взгляд своих светло-карих, почти жёлтых глаз на холмах вдали и задумалась. Прошло четыре с половиной минуты, Рейхан довольно хмыкнула и допила кофе. Осталось только найти то, за чем она пришла.

Однако на этот раз удача отвернулась от неё, да и трудно полагаться только лишь на удачу, когда не знаешь, что именно ищешь и где именно это искать. Рейхан облазила все горы, которые позволили ей такое с собой обращение, но везде были лишь глина, белемниты и клочки травы. Её догнал Юсиф, набравший полные карманы моллюсков, их таксист с гордостью ссыпал в её сумку и заметил, что она как будто погрустнела, но щепетильность не позволила ему спросить, в чём дело. Молчать он тоже не мог, поэтому заговорил с ней о чопчи Хумар, и тема живо заинтересовала Рейхан.

– Так сына её освободили?

– Да, у него это… альба была.

– Алиби?

– Да, точно, альби. Конечно, ему пришлось ещё мамины сорок тыщ отдать им… А я сам видел – её виноградник задушил!

– Прямо своими глазами?

Юсиф слегка смутился.

– Ну нет, это я не видел, как душил. Но видел, как она лежала. Вся в винограднике!

– Однажды, – припомнила Рейхан, – я проходила мимо её дома и видела, как она айлант, что возле её двери рос, кислотой поливает.

– Айлант что такое?

– Дерево, которое вонючкой называют.

– А, помню. Такой гыргын[20] был. Как забыть? Все сбежались смотреть, и я там был. Мы удивились, никто не думал, что вы можете так ругаться.

Рейхан скромно опустила глаза, испытывая одновременно стыд и гордость за то, что она может так ругаться.

– Я, вообще-то, миролюбивая. Но когда при мне природу обижают, я становлюсь беспощадной.

– А теперь Хумар-хала умерла загадочной смертью, – Юсиф сощурился и сложил рот утиным клювом.