Сны Листопада (СИ)

   Яна приходила на кладбище каждый день. Наряжалась поярче и приходила, как будто от этого зависела её жизнь. Бабушка, явно тайком, написала в скайпе всего пару строчек и просила, чтобы внучка не говорила родителям, что у неё всё не совсем хорошо и врачи советуют продолжить гостить в пансионате, продолжая лечение. Извинялась, что она на день рождения Яны, скорее всего, не приедет. Девушка, страхуясь, удалила сообщение, чтобы родители не узнали, а сама сжимала кулаки и вдавливала ногти в ладони, чтобы не плакать.

   На кладбище у всех деревьев, кроме стариков-тополей, листва облетела. Она шуршала под ногами и тихо прела, покрытая изморозью, дожидаясь холодов. Яна читала сонеты, грустила, а когда погода благоприятствовала, то девушка читала отрывки из сонетов вслух, точно бабушка её слушала, точно безмолвные надгробия превращались в зрителей, а она сама выступала на сцене - и всё было как раньше: Яне аплодировали, и девушка снова ощущала на своих глазах слёзы радости.

   В тот день она не хотела никуда идти, потому что накрапывал дождь и настроение было поганым: с утра она едва могла разлепить веки и встать с постели, к тому же Яну снова тошнило. Но плохое самочувствие Стрельцова воспринимала как вызов.

   Поэтому медсестре девушка сказала, что чувствует себя нормально, и проглотила принесенные женщиной таблетки, прожевала овсянку и запила всё какао, а потом, когда медсестра ушла, кинулась в туалет, где до головокружения выворачивало наизнанку.

   Ненароком она зашла в социальные сети к одной из бывших подруг, и единственная фотография в самом центре страницы, фотография Яны, сделанная в парке, когда сильным ветром с её головы сорвало капюшон и парик, приковала внимание девушки жирной надписью в форме обычного опроса: "Отсчёт идёт?" Тысячи комментариев были под фото. И, к сожалению, большинство их них являлись ответом на тот самый вопрос.

   От потрясения у Яны закружилась голова, комок образовался в горле, руки затряслись. Чтобы вновь обрести опору под ногами, нужно было чем-то занять себя. Стрельцова волевым усилием взяла себя в руки и начала одеваться. Томик Шекспира отправился в рюкзак, туда же последовало яблоко и негазированная вода.

   Яна накрасилась и заставила себя улыбнуться зеркалу в прихожей, которое она только недавно развернула от стены. За окном моросил дождь. Ей было всё равно.

   Птицы помогли Листопаду договориться с тополями. Они, сердечные, обещали им петь каждые выходные свои песенки, и тополя в очередной раз согласились сбросить листья.

   Погода с утра не заладилась, но сердце Листопада пело, оттого что он может с толком провести своё свободное время. А как помнил мужчина, до собственного дня рождения оставалось несколько дней. Поэтому Листопаду нужно было поспешить и приобрести что-то ценное для леди Зимы, ведь кто знает, как дальше повернётся жизнь?

   Птицы уговорили Листопада поторопиться с обедом, поэтому все вместе они полетели в парк, где в последнее время в ларёк привозили очень вкусные булки и хрустящий хлеб.

   Дождь зачастил, они спрятались в беседке, где, кроме Листопада и птиц, никого не было. Всё сдобные булки быстро пошли в дело. Листопад хотел пить, но разговорившийся голубь всё никак не отпускал его, и когда мужчина уже попытался дать птице понять, что пора заканчивать разговор, то голубь упомянул:

   - Моя кузина, что летает в королевской свите, у королевских сестер, говорила, что леди Зима в последнее время интересуется готическими полонами. И платит хорошо, если картина ей очень понравится.

   - Интересуется чем? - переспросил Листопад, замерев, с недоеденным кусочком сдобной булки.

   - Ты сыт, дай-ка старому голубю последний кусок, не пожалей, тогда и повторю, что сказал! - нагло курлыкнул голубь и важно напыжился.

   Листопад хмыкнул и таки отдал голубю оставшийся кусок. В ответ тот заговорщицки уселся на перегородку беседки, взгромоздившись напротив мужчины.

   - Так вот, Леди Зиму интересуют пейзажи кладбищ, склепы там всякие, памятники и чтобы побольше мрачностей было, - буркнул голубь и спрыгнул обратно на пол, пока другие птицы не растащили по крошкам его добычу.

   Яна уселась на лавочку возле покосившегося надгробия. Ива практически облетела, и только нижние ветви ещё сохранили листочки. То моросил, то прекращался дождь, заставляя Яну сидеть в капюшоне. Она открыла рюкзак и достала томик Шекспира, пролистала, то и дело прикусываю губу, снова вспоминая о том, что было, кажется, так недавно и всё же так давно. Много друзей. Учёба. Имелся даже бой-френд, а главное - девушка выступала в школьном театре, где с помощью мамы шила костюмы, и эти выступления были для неё всем. "Я ведь умру, всё равно умру, чего мне бояться, что мне уже терять. Но пока я жива, я не сдамся, не буду плакать, напротив - буду улыбаться. Ведь ещё есть здесь и сейчас". Она закрыла глаза, представила, что снова на сцене, что в зрительном ряду сидят тысячи людей, и начала декламировать из "Ромео и Джульетты", из самого первого прочитанного ею произведения Шекспира и ставшего одним из самых любимых:

   У бурных чувств неистовый конец,