В элитном кафе всё заказанное было пресным: она ковырялась в мороженом, крошила пирожные, и мелкими глотками пила зелёный чай, поглядывая на людей. Но её сторонились, по-видимому, она недостаточно скрыла свою болезненную худобу. Много раз Яна ловила на себе сочувствующие взгляды. Часто разговоры при виде её затихали, жалость, недоумение и отвращение читала она в глазах незнакомых людей.
Однажды кто-то в парке сказал девушке в лицо какую-то гадость. Над ней смеялись подвыпившие парочки прогуливающихся подростков. Охрану Яна отозвала: зачем накалять страсти? Всё равно большинство людей не исправить.
Ее парик сорвало сильным ветром, Яна подобрала его вместе с вязаной шапкой, впредь решив не приходить в парк, а найти для прогулок более спокойное место, где она не будет чувствовать себя белой вороной.
Для ежедневных прогулок Яна выбрала городское кладбище, куда приходила ярко-одетой и накрашенной каждое утро. Охранники и медсестра оставались в машине за воротами, соблюдая профессиональную субординацию и лишних вопросов не задавали, а Яна, выбрав лавочку в самом солнечном и защищённом ивой и разросшимися дубами месте, рядом с надгробием, присела на неё и решила читать вслух сонеты.
Светило солнце, в облетевших кронах пели птицы, но всё равно было прохладно. Октябрь подходил к концу, и Яне было грустно, ведь по прогнозам врачей жить ей оставалось всего лишь пару месяцев.
В библиотеке Леди Зимы, расположенной за тронным залом, было холодно и будто бы отсутствовало время, словно и оно по негласным правилом хозяйки вечного холода - замерзало.
Листопад оставил своё подношение в виде подсвечников миньону леди Зимы, прикованной цепью бурой лисе со злыми глазами. Она сграбастала подсвечники своими зубами и потащила в комнату, служившую подсобкой, затем вынесла из этой комнаты длинную шубу, которая всегда предоставлялась посетителям, чувствительным к царившим в библиотеке холодам. Листопад накинул её на плечи и последовал за лисицей в библиотеку.
Книжные стеллажи были прозрачными и уходили ввысь на несколько метров. Листопад объяснил миньону Леди Зимы, какие книжки он желал сегодня пролистать, а лисица слушала и царапала когтями на тёмном ледяном полу время, отведенное на посещение, за которое он заплатил подсвечниками.
Пройдёт всего полтора часа, и прозвенит звоночек, а потом поднимется злой северный ветер и выпроводит наглеца вон, или если посетитель задержится хоть на минутку дольше, то ветер может разозлиться и заморозить его. Вот такие правила были в библиотеке средней сестры королевы.
В массивном талмуде Сказаний Гарца Скитальца Листопад не нашёл ни намёка больше на то, что искал. Лишь кусочек, того, что видел прежде. "Только миньон, отметивший тысячелетие, может требовать у создателя право на желание. Только тот, кто осмелится огласить своё желание прилюдно, при свидетелях, получит своё. В противном случае создатель вправе сделать с собственным миньоном все, что ему заблагорассудится. Не удержавшийся же и рассказавший о своём желании досрочно - теряет данное право и приговаривается к мучительной смерти". Отрывок терялся между описаниями красот городов и чудес природы, лежавшей за пределами королевства, терялся в потоке витиеватого однообразного текста, точно бы записан сюда специально, для таких, как он, вечных слуг своих господ. Может, это было провиденье, как говорили люди, но чем иначе объяснить тот факт, что Листопад вообще узнал об этом законе? Жаль, что тома с законами извечно хранятся в запрещённом для таких, как он, простых миньонов, библиотечном крыле. Но вот что если Листопад станет свободным? Что будет тогда? "Это будет здорово", - подумал про себя мужчина, услышав звон колокольчика, и поспешил к выходу из библиотеки.
Балы, что устраивала королева практически ежедневно, отнимали все вечера Листопада. Вместо того чтобы гладить платья и танцевать, придумывая на ходу всё новые и новые комплименты, ему хотелось читать, искать диковинки в городах и просто бродить по улочкам и присматриваться к лицам, искать что-то, что согреет его сердце. Ему хотелось пить чёрный чай, а не сладкий пунш, к тому же он ненавидел шампанское, как и всё спиртное, кроме что терпкого коньяка и дорогого виски.
Все для него на балу было приторным, чересчур ярким и неестественным, даже красивые лица миньонов насквозь пропитались ложью, как и пресыщенные лица их создательниц.
Листопад закружился в вальсе с Леди Осенью и вздохнул, потому что октябрь подходил к концу, а нужно было еще уговорить древние тополя сбросить листья. Ему ещё столько всего хотелось сделать, а не находиться здесь на балу, кружиться в вальсе и заставлять себя улыбаться, зная: когда он ляжет в постель, снова не выспится, потому что через пару часов вновь рассветёт.