Сноха

А я, несмотря на дикую загрузку, кладу голову на высокую спинку кресла и останавливаю свой взгляд на портрете сына, так и оставшемся стоять у меня в кабинете.

«Кирилл, мальчик мой, — обращаюсь я к сыну и чувствую, как от боли и тоски сжимается сердце. Это нормальная реакция. Постоянная. Стоит мне подумать о своем ребенке, как начинает ныть за грудиной. В который раз я корю себя, что не уделял ему достаточного внимания. — Может, и тебя грохнул Шевелев? — неожиданно думаю я. — Из-за картины, с которой ты облажался, не убивают. А вот из-за Ольгиного наследства вполне. Мог таким образом Левка выманить ее из-за границы. Или, подстроив аварию Кирилла, показать его вдове всю свою силу и влияние. Вот только не вышло ничего, — тяжело вздыхаю я. — Отличная версия. Нужно сказать Емельянову и следакам, ведущим уголовное дело об отравлении Ольги. Пусть Левка повертится как уж на сковородке. Он, конечно, выйдет сухим из воды. Но Ольгу станет обходить за три километра.

Я тянусь к айфону, чтобы снова вызвать Емельянова, когда он сам вбегает ко мне в кабинет без предупреждения.

— Вот! Нашли! — стараясь перевести дух, тычет в меня пачкой листовок. — В мусорнике валялись!

Я непонимающе пялюсь на небольшие полоски бумаги с розовым принтом. Нормально! У меня в клинике Арно раскидывает свою рекламу, где красными буквами написана полная ложь.

«Виктор Арно, ученик профессора Косогорова. Цены демократичные».

Телефон и адрес.

Я в ужасе смотрю на Емельянова. Рыкаю, не сдерживаясь.

— Найди ту падлу, что раскидала у меня под носом свою помойную макулатуру, и я лично его урою.

— Так ведь кто-то выбросил. Мы в ведре с мусором нашли.

— Это я выкинула, — строго замечает Светлана Ивановна, входя следом. — Утром, как пришла на работу, увидела. Собрала все и бросила в корзинку.

— А мне почему не сказали? — удивленно смотрит на нее Емельянов.

— А надо было? — с усмешкой парирует мой секретарь и возвращается в приемную.

«Сколько ей? Пятьдесят или больше? А все туда же. Ножкой топнуть, брякнуть что-нибудь едкое. Эх, бабье племя, и с вами невозможно, и без вас никак, — думаю я, криво усмехаясь. И как только за Светланой закрывается дверь, тихо велю безопаснику. — Попробуй сдать на экспертизу, Владимир Васильевич. — Пусть пробьют пальчики. Может, что-то найдется.

— Я сам об этом подумал, — на голубом глазу заявляет мне Емельянов. Но я по его слишком подобострастному выражению лица понимаю, что ничего он не думал. А ко мне с листовками прибежал, когда пукан порвало от страха.

— У меня обход, Вова, — говорю холодно. — Вернусь часа через два. К этому времени хочу узнать, как эта дрянь попала ко мне в клинику. И чьи отпечатки пальцев на этой долбанной рекламе. Понятно? — цежу сквозь зубы.

— Так точно, — рапортует Емельянов. — Сейчас к знакомым спецам смотаюсь.

— Жду с новостями в двенадцать, — киваю я и, возвращаясь в лечебный корпус, жалею, что сегодня нет операций.

«Отвлекся бы, япона-матрена!»

Весь обход я слушаю коллег вполуха, смотрю на пациентов вполглаза, мечтая только об одном. Смыться в трехкомнатный люкс и прижать к груди Олюшку. Полежать хоть немного в ее объятиях. Забыть хоть на минуту о проклятом Арно и снова почувствовать себя беззаботно. Что нужно мужику для полного счастья? Любимая женщина в сердце и под теплым боком. Интересная работа, ежедневно испытывающая на прочность. Маленький мальчик — надежда и продолжение рода. А еще собака, гавкучая мелочь, на которую боюсь наступить.

— Вадим Петрович, — окликает меня Петрова. — Я ничего не понимаю, кто там в люксе лежит? Мне даже к двери подойти не дали. Хотела поздороваться. Там же кто-то из моих подруг засел, правда? А не пустили. Сказали, по вашему распоряжению, — тараторит она.

— Правильно сказали, — киваю я и в глубине души уже готов придушить эту несносную бабу. Я отмахиваюсь от нее как от назойливой мухи и быстро забегаю в палату к Лизе Пироговой. Тоже люкс, только состоит из двух комнат. И если первая сплошь завалена цветами, то во второй около койки жены сидит мрачный Игорь и поит свое безголовое сокровище водичкой из поильника.

Лизка, бледная и ненакрашенная, сейчас больше похожа на испуганную пигалицу. Она смотрит на меня благодарным взглядом и сквозь слезы шепчет какую-то ерунду.

— Скоро пойдешь на поправку, — улыбаюсь я, чувствуя на себя тяжелый взгляд Пирогова. Он тащится провожать меня до двери. И у самого выхода кладет мне руку на плечо.

— Вадик, — шепчет порывисто. — Я для тебя все, что хошь, сделаю. Если кто-то вякнет или косо посмотрит, только мне скажи. Все мозги вытрясу. Ты мне Лизку спас. Люблю ее, идиотку. Тупая как пробка, но своя. Может, встанут у нее мозги на место? Вишь, про ребеночка стала задумываться.

— А ты? — спрашиваю, оглядывая оранжерею.

— А мне-то что? Не я же вынашивать буду, — пыхтит он. — Захочет, родим. А передумает, так у меня свой сын есть. Непутевый, правда.

— Никита жив и здоров. Вот и радуйся, — киваю я, снова вспоминая о Кирилле.

«Что за день сегодня такой?» — вздыхаю задумчиво.

— Ты сейчас к Ольге пойдешь? — интересуется с прищуром догадливый Пирогов.

— Конечно.