Сноха

«А то бы Вадим меня со свету сжил, — говорю я сама себе и чувствую неожиданный прилив сил. Я точно знаю, что нужно делать.

— Убирайтесь, — стонет Вадим и добавляет страдальческим шепотом. — Что ты со мной делаешь, любушка моя!

— Бредит, — деловито замечает Гена. — В его окружении нет ни одной Любы.

— Вот поэтому нужно спешить, — бурчу я, помогая охраннику стащить с Косогорова майку.

И когда Анна вплывает в спальню с кастрюлькой воды и тряпкой под мышкой, продолжаю спасательную операцию.

— Помогите мне, — прошу я двух взрослых людей, но они разводят руками и быстренько выходят из комнаты.

«Зато потом будут рассказывать всем, кто захочет послушать, как они спасали шефа, — бурчу я, рассердившись, и, намочив тряпицу, по размерам напоминающую пеленку, быстрыми движениями обтираю Вадима.

— Что ты творишь? — бубнит мой подопечный. — Почему так прет уксусом?

— Я — каннибал, — фыркаю с недоброй усмешкой. — Замариную вас и съем.

— Позвони лучше Егорцеву, людоедка, — сопит Косогоров и тяжело вздыхает, когда мокрая тряпка опускается на горячую кожу. — Ты сумасшедшая, — хрипит он. — Оставь меня в покое.

— У вас слишком высокая температура, — объясняю я, — еще чуть-чут, и может начаться выработка ацетона.

— Вы правы, профессор, — еле слышно пыхтит Вадим, и тут мне приходит в голову совершенно фантастическая идея. Я подскакиваю к тумбочке и, наобум открыв ящик, сразу нахожу искомое. Ножницы. Любые. Пусть и маникюрные!

Слегка надрезаю горловину майки и одним движением раздираю ее.

— Что ты творишь, идиотка? — доносится с кровати слабый возмущенный вопль. — Это Армани все-таки.

— Выздоровеете, новую купите. А если отчалите к Харону, то стоит ли переживать о судьбе какой-то тряпки? — набравшись наглости, парирую я, опуская в уксусную воду испоганенное творение Армани. Хорошо отжимаю и надеваю на Косогорова будто детскую распашонку. А мокрой пеленочкой Анны прикрываю поджарые мускулистые ноги.

— Тебе не стыдно, кукленок? — бухтит Вадим. — Сейчас встану и нашлепаю по попе.

— Лежите смирно, — приказываю я и, заслышав урчание двигателя, бросаюсь к открытому балкону. Осторожно выглядываю сверху на паркующийся около дома Гелендваген и, вернувшись к больному, рапортую.

— Приехал ваш Егор Васькин.

Егорцев сперва оглядывает меня скептически, поднимаясь по лестнице, вполуха слушает мои причитания, но когда видит покрытое испариной бледное лицо шефа, тихо материться.

— Всем выйти, — командует он. — А ты останься, — смотрит на меня строго. — Как ты вообще узнала, что ему плохо?

— Вадим… Петрович мне позвонил и что-то промычал в трубку. Мы с ним договаривались, если станет плохо, он позовет меня на помощь…

— С чего бы? — недовольно морщится Егорцев, а я под его насупленным взглядом теряю терпение.

«Твою мать, кто-нибудь в этом городе не считает меня проституткой?»

— Может, все-таки окажете помощь больному? — вскидываюсь, стараясь не нахамить. — Я тут пыталась оказать первую помощь.

— Я заметил, — бухтит Егорцев и, наклонившись над другом, бурчит еле слышно. — Ты как, Вадик?

— Хреново, Вася. Но это не последствия операции. Где-то подхватил инфекцию.

— Сейчас проверим, — насупленно усмехается Васька. И под моим уничижительным взглядом снова ставит термометр. — Офигеть, — хмыкает недовольно и, оглянувшись по сторонам, просит. — Нужен мощный источник света, попроси у прислуги.

И когда на тумбочку водружается светильник с очень яркой лампочкой, быстро срезает перевязку и осматривает рану.

— Тут все чисто.

Доктор Вася старательно мнет живот, Косогорова щупает лимфоузлы и после парочки загадочных манипуляций, наконец, решает заглянуть в горло.

— Твою мать, Вадик! — всплескивает руками и возмущенно смотрит на собственного шефа. — У тебя ангина, придурок.

Косогоров приоткрывает глаза и непонимающе смотрит на друга.

— Вы тут совсем рассобачились. Одна майки рвет, другой пациента ругает. Напишу на тебя в Минздрав жалобу, Егорцев.

— Ты лучше подумай, где мог подхватить? А я пока Гену за антибиотиками отправлю.

— В аптечке есть сумамед и еще что-то жаропонижающее. Я в Швейцарии покупал, — еле слышно фыркает Косогоров.

— А почему тогда тебя лечат примитивными методами? — непонимающе чешет репу Егорцев.

— А меня никто не спрашивал, — хмыкает Вадим Петрович и переводит на меня испытующий взгляд.

— Зато температура спала, — бурчу недовольно и демонстративно выхожу из комнаты.

«Вот что за человек такой, — в сердцах думаю я. — Стало легче, а поблагодарить даже не подумал. Я отгоняю от себя обиду и горечь. Тщательно мою руки и умываюсь. И прежде чем лечь спать рядом с Робертом, достаю из дорожной сумки таблетки от боли в горле и одну кладу на язык. Антибактериальное средство в целях профилактики. Но не успеваю даже дойти до кровати, где посередине, раскинув руки и ноги, спит мой дорогой сынок, когда от двери слышится едва различимый стук. Ничего другого не остается, как выйти навстречу.

Анечка глядит на меня встревоженно и бормочет чуть слышно.

— Ольга Николаевна, вас Вадим Петрович вызывает.

«Нашел, блин, девочку по вызову, — ворчу я и, подавив тяжелый вздох, поднимаюсь на третий этаж.