Снобы

Именно в этот момент Эдит глотнула воды из своего бокала и, естественно, поперхнулась, вода попала ей в нос. Схватив салфетку, она тщетно пыталась выдать это за кашель. Я почувствовал, как справа Дафну начинает трясти от беззвучного смеха. Стол обуяла смеховая истерика, как это бывает со школьниками на уроке.

– Я думаю, – вмешалась леди Акфилд, почувствовав первые признаки гражданского неповиновения, – Анри спрашивает, как вам нравится в Суссексе.

Она говорила твердо, как учительница, обращающаяся к толпе расшалившихся школьников, но ее заявление неизбежно вызвало у всех новый приступ смеха. Эдит покраснела как рак и чуть не плакала в попытках подавить неуместное веселье.

Тут поднял глаза Чарльз. Он, естественно, все пропустил.

– Дорогая, – сказал он, – не помнишь, куда я дел второй чехол от своего ружья? Ричард хочет его завтра взять, а я ума не приложу, где он.

Его слова совершили то, чего не удалось его матери. Зарождающееся веселье будто окатили ледяной водой, и оно мгновенно потухло. Последовала мертвая тишина, потом Эдит произнесла:

– Ты одолжил его Билли Уэстбруку.

Снова поворачиваясь к своему утомительному собеседнику, она встретилась глазами со мной. И вот тогда, услышав терпеливый ответ Эдит и уловив усталость в ее голосе, я начал понимать, что, может быть, сделка оказалась для нее не такой уж легкой.

На следующий день я встал рано, но когда пришел в столовую, бо́льшая часть гостей уже были там и с аппетитом поглощали чудесный завтрак fin de ciècle[24], выставленный на буфете на серебряных блюдах. Я положил себе разнообразной, богатой холестерином снеди и сел на свободный стул рядом с Томми.

– Мы тянем жребий или нам просто скажут, кто где стоит? – спросил я.

– Жребий. У Чарльза есть такая ужасно модная серебряная штука с пронумерованными жетончиками. Мы будем их вытягивать, когда соберемся в холле. Самое важное – не получить место рядом с Эриком.

Я мог придумать тысячу причин, но по выражению лица Томми понял, что основная из них – обычное чувство самосохранения. Так получилось, что в результате от Чейза меня отделял только злополучный месье де Монталамбер. Я видел, как погрустнело его лицо, когда он вытянул свой жетон, но, может быть, он просто опасался угодить еще на одну лекцию о взаимоотношениях фунта и евро. Справа от меня оказался Питер Бротон. Всего стрелков было восемь человек, у четверых из них были заряжающие, так что с женами, собаками и так далее нас оказалось достаточно много, когда мы вышли во двор, чтобы рассесться по «ренджроверам», которые ждали на посыпанной гравием площадке. Эдит, как я заметил, с нами не было. Почему – я узнал после третьего гона, когда она появилась с термосами вкуснейшего бульона, сдобренного водкой (или без нее – для праведников).

– Можно мне стоять рядом или я буду тебя отвлекать?

– Можно, конечно. Отвлечь меня невозможно. Я мажу и один, и в компании. Чарльз не будет против?

– Нет, ему даже больше нравится с Джорджем. Он говорит, я слишком много болтаю.

Дичь гнали в густом лесу, далеко от дома, и стрелков расставили полукругом, вокруг базы. Я вытянул второй номер и теперь оказался на восьмом месте, с краю линии. Мы с Эдит пробрались через поле к шесту с цифрой восемь и стали ждать.

– Тебе все это действительно нравится? – спросила она, подходя поближе и прислоняясь к стоявшему рядом забору.

– Конечно. Если бы не нравилось, меня бы здесь не было.

– А я думала, ты мог согласиться, чтобы полюбоваться на меня во всем великолепии.

– Ты права. Такое тоже было возможно. Но так уж случилось, что мне нравится охота. Спасибо, что заставила Чарльза меня пригласить.

– О, это не я придумала. – Она помолчала. – То есть, конечно, я ужасно рада, что ты приехал, но это Гуджи предложила тебя пригласить. – Она уже перестала замечать, что называет своих родственников этими нелепыми прозвищами.

– Значит, спасибо ей.

– Гуджи редко делает что-нибудь приятное без причины.

– Ну, могу себе представить, какие у нее могли быть причины.

Прозвучал свисток, я зарядил ружье и стал смотреть на верхушки деревьев. Эдит не обиделась, что я отвернулся от нее, даже наоборот – стала держаться свободнее.

– Она беспокоится из-за меня. Думает, мне скучно, а ты меня подбодришь. Она считает, что ты оказываешь на меня хорошее влияние.

– С чего бы это?

– Она думает, ты напоминаешь мне, как мне повезло.

– А разве это не так? – (Эдит скривилась и прислонилась к забору.) – Бог мой! Только не говори, что тебе уже все надоело.

– Да.