Снобы

– Я тоже так думала. Но позвонил Питер, у него единственная свободная неделя. И Джейн и Генри вдруг сказали, что все-таки смогут приехать. А потом появился один из деловых партнеров Эрика с женой. – Кэролайн сморщила носик. – Очевидно, Эрик пригласил их и забыл об этом. Кошмар, да? Ну, в общем, они здесь и, похоже, не обиделись.

– Хочешь сказать, они все сюда съехались? На этой неделе?

– Да, прямо сейчас. Пока мы говорим, они поднялись переодеться к ужину. Вам показали вашу комнату? У вас самая лучшая, так что не ворчите.

Чарльз демонстративно упал на кровать и – другого слова Эдит подобрать не смогла – надулся.

– Черт! Не понимаю, почему мы просто не пошли и не поселились в палатке на Трафальгарской площади!

Эдит легла рядом:

– Ну, дорогой, это не важно. Я уверена, все равно каждый занимается чем хочет. Мы сможем быть сами по себе.

Вообще-то, она чувствовала себя виноватой, потому что, слушая Кэролайн, вздохнула с облегчением, узнав, что будет еще кто-то, кроме них четверых. Из того, что она знала об Эрике, он ей не особенно нравился, Кэролайн ее порядком пугала, и она должна была признать, что с Чарльзом ей было трудновато подыскивать темы для беседы. «Будет полегче, когда мы проведем вместе больше времени», – говорила она себе, но при этом у нее слегка опускались руки, потому что она понимала, что знает наперед, какое мнение он выскажет по тому или иному поводу. Она даже начала играть сама с собой в некую игру, заводя разговоры о странных и неожиданных вещах, например о психосинтезе или далай-ламе, в надежде подловить саму себя и добиться, чтобы он сказал что-нибудь неожиданное для нее. Пока она не проиграла ни одного очка.

С остальными они встретились в тот же вечер на верхней террасе. Эдит побаивалась Кэролайн все время, пока Чарльз за ней ухаживал, по той простой причине, что Кэролайн была значительно умнее брата, и Эдит опасалась, что та если и не попытается отговорить его, то по крайней мере посоветует быть настороже. Но Кэролайн, несмотря на весь свой снобизм и эгоцентризм, была женщина, в общем-то, незлая. Теперь, когда Эдит стала ее невесткой, Кэролайн твердо вознамерилась наладить с ней отношения, а также сделать все, чтобы Чарльз, который был ей очень дорог, хотя она относилась к нему немного покровительственно, приятно провел время в ее доме. Все это Эдит увидела в искренних улыбках и немного трогательно поданном праздничном угощении из легких закусок и шампанского на льду, когда они прошли через гостиную и вышли сквозь стеклянные двери к остальным. Женщины были одеты в дорогие коктейльные платья, мужчины – в рубашки с широким воротом. И при этом они очень не подходили друг к другу на вид, как неудачно подобранные пары в какой-нибудь телеигре. Джейн Камнор была одета наряднее всех (и значительно наряднее, чем того требовала ситуация) – в черное муаровое платье без бретелей, – но теперь она уже ничем не могла угрожать Эдит, и та ничуть не смущалась своего хлопчатобумажного платья с открытыми плечами. С их последней встречи Эдит взяла приступом мир, который Джейн считала своим, да и в любом случае она была значительно красивее. За последние пару дней их взаимоотношения немного изменились, и Джейн понимала это не хуже Эдит. Она бочком подплыла и, оставив след помады, поцеловала новобрачную в щеку. Генри проковылял через террасу и неуклюже наклонился к Эдит. В своих ярких летних одеждах он напоминал передвижную пляжную кабинку XIX века. Эдит представила, как неожиданно распахивается его рубашка и внутри обнаруживается купальщик в полосатом купальном костюме до колен. Кэролайн подняла бокал:

– Добро пожаловать в семью.

– Ага, – поддержал Эрик, стоявший позади всех у края террасы. – Молодец, Эдит, ты их сделала.

Остальные обратили внимание на его тон, но проигнорировали его и подняли бокалы за молодых, стараясь исправить ситуацию. Эдит улыбнулась, они с Чарльзом выпили, поблагодарили присутствующих, и все сели.

Море мерцало в лунном свете, они развалясь сидели на плетеных стульях с подушками и болтали о том о сем с бокалами шампанского в руках, женщины в платьях от-кутюр поблескивали бриллиантами в ушах. Эдит лежала, свернувшись клубочком между подушек с набивным рисунком, скорее зритель, чем участник, и чувствовала, как ее обволакивает и согревает роскошное ощущение привилегированности. Все годы, пока она росла, ей хотелось не только избежать положения неимущей бедности, но и достичь несомненного богатства, и вот теперь, когда она уже готова была смириться с возможной неудачей, она оказалась здесь, в своей мечте. Гогот лордов и миллионеров теперь будет звуковым сопровождением ее жизни, а эти экзотические декорации – только начало. Как водитель, пересекающий пустыню, сначала замечает вдали горную гряду, а потом вдруг оказывается, что он, не заметив ее приближения, уже почти у самого перевала, так и Эдит с удивлением вспоминала, как перешла из респектабельной буржуазной жизни на Элм-Парк-Гарденс в нечто среднее между мыльной оперой и романом Лакло.