Психиатр Хьерсти Рёдсмуэн понимала, что этот рабочий день будет для нее особенным. Пока она шагала по коридору психиатрического отделения Хёукеланнской больницы, что в Саннвикене, солнце торжественно взошло над Бергеном и брызнуло в окна. Больницу столько раз переименовывали, что лишь немногие бергенцы знали, что официально она теперь называется больница «Саннвикен», но «закрытое» отделение не переименовывали, так оно и оставалось «закрытым», как будто ждали указания и объяснения, что название это неправильное, а самое главное — унизительное.
Встреча с пациенткой, которая сидела под такой охраной, какой у них в отделении еще никогда не было, одновременно страшила и радовала. Этические принципы и подходы они заранее обговорили с Эспеном Лепсвиком из КРИПОС и Мюллером-Нильсеном из бергенского управления полиции. Пациентка находилась в состоянии психоза — допрашивать ее было нельзя. Хьерсти же как психиатр беседовать с пациентами умела только ради их собственного блага, отчего помочь полицейскому расследованию не могла. Нельзя было забывать и о врачебной тайне. Поэтому ей самой придется определять, что из услышанного ею важно для следствия, и добиваться от пациентки более подробных объяснений. Но даже эта информация не могла быть использована в суде, потому что исходила от психически неуравновешенного человека. Короче говоря, в смысле этики и юриспруденции ей придется пройти по настоящему минному полю, причем малейшая ошибка может иметь самые катастрофические последствия, так как все ее действия будут проверяться и перепроверяться судейскими и журналистами.
Рядом с белой дверью в кабинет стояли сыщик в штатском и полицейский в форме. Она показала на пропуск, приколотый к белому халату, и полицейский распахнул перед ней дверь.
Заранее обговорили, что штатский будет присутствовать в кабинете, чтобы поднять тревогу, если вдруг что-то пойдет не так.
Хьерсти Рёдсмуэн села на стул и посмотрела на пациентку. Неужели эта хрупкая женщина с упавшими на лицо длинными волосами и черной гематомой у разорванного рта может представлять какую-то угрозу? Огромными глазами она с ужасом смотрела на что-то, видимое ей одной. Какая уж тут угроза! Казалось, женщину принес сюда ветер и стоит дунуть — ее унесет куда-то в другое место. Поверить в то, что она хладнокровно убивала людей, было просто невозможно. Но у Хьерсти Рёдсмуэн был богатый опыт.
— Добрый день, — начала она. — Меня зовут Хьерсти.
Ответа не последовало.
— Как вы думаете, в чем ваша проблема? — спросила она.
Этот вопрос был заимствован из пособия по проведению бесед с пациентами в состоянии психоза. Альтернативой была фраза: «Как вы думаете, чем я могу вам помочь?»
По-прежнему молчание.
— Вы здесь в полной безопасности. Тут нет никого, кто хотел бы причинить вам вред. Я ничего дурного вам не сделаю. Вы в полной безопасности.
Такое четкое заявление согласно пособию должно успокоить пациента. Это важно, потому что психоз возникает из безотчетного страха. Хьерсти Рёдсмуэн чувствовала себя стюардессой, рассказывающей о правилах безопасности перед взлетом. Даже на рейсах, которые пролетают над пустыней, пассажирам непременно демонстрируют спасательные жилеты. Потому что смысл этой демонстрации на самом деле следующий: «Можете бояться, но знайте: мы о вас позаботимся».
Теперь пора проверить, насколько верно пациентка воспринимает действительность.
— Вы знаете, какое сегодня число?
Молчание.
— Посмотрите на часы, там, на стене. Можете сказать, который час?
В ответ — только застывший взгляд.
Хьерсти Рёдсмуэн подождала. Длинная стрелка часов, дрожа, перескочила на одно деление.
Бесполезно.
— Я пойду, — сказала Хьерсти и встала. — За вами придут и проводят вас в палату. Вы в полной безопасности.
— Мне надо поговорить с Харри, — вдруг сказала женщина низким, почти мужским голосом.
Хьерсти остановилась и оглянулась:
— С каким Харри?
— С Харри Холе. Срочно.
Хьерсти попыталась заглянуть ей в глаза, но женщина по-прежнему смотрела в глубь себя.
— Но вы должны хотя бы сообщить мне, кто такой этот Харри Холе, Катрина.
— Старший инспектор убойного отдела в Осло. И назовите ему мою фамилию, Хьерсти.
— Братт?
— Нет, Рафто.
— Хорошо, но не могли бы вы сообщить мне, о чем собираетесь беседовать с Харри Холе, чтобы я могла в дальнейшем…
— Вы не понимаете. Они все умрут…
Хьерсти медленно опустилась на стул:
— Я понимаю. А почему вы думаете, что они все умрут, Катрина?
Наконец женщина взглянула на нее. Ее глаза напомнили Хьерсти Рёдсмуэн красную карточку в игре «Монополия» — карточку с надписью: «Ваши дома и отели горят».
— Вы ничего не понимаете, — откликнулся низкий, почти мужской голос. — Это не я.
В два часа Харри остановил машину возле дома Ракели на Хольменколлвейен. Снег перестал, и Харри решил не оставлять следов от шин на парковке в саду. Снег тихо и протяжно хрустел под ногами, а в затемненных окнах отражался яркий дневной свет.
Он поднялся по лестнице к двери, открыл скворечник, положил туда часы Ракели и закрыл дверцу. Он уже повернулся, чтобы двинуться обратно, как дверь за его спиной распахнулась.
— Харри!