Так и думал.
— И? — настороженно спросил я.
— Сейчас поднимусь на чердак, возьму сеть.
— Сеть?
— Ты загоняешь, я ловлю. Как в сети запутается, я ее дубинкой за ухо, обычное дело.
— А серьезно?
Я сел на койку.
— У нее еще вчера вечером началось, — пожаловался Роман. — Как пришла, так и села.
— Куда?
— Вот туда, где ты сидишь.
Я перебрался из койки на табуретку.
— Села и давай бормотать. Три часа бормотала.
— Про что?
— Про НАТО, — ответил Роман.
— Что же тут удивительного? Пенсионеры любят про НАТО, это вариант нормы…
— А сегодня с утра весь лук повыдирала. Видел, на веранде? Полтора месяца — и выдрала! Как?
— Ну, пока ничего необычного, — сказал я. — Может, она любит свежий. В каждой избушке свои постирушки, послушала про НАТО и выдрала лук…
— Потом она всю ночь телевизор смотрела, — сказал Роман. — От меня перешла в большую комнату, включила — и до сих пор сидит, уставившись в экран.
— Может, она спит.
— Она не спит! Я же видел, что она не спит…
— Давай проверим.
Роман не возражал.
Снаткина сидела перед телевизором, уткнувшись лицом в экран. На голове у нее чернели беспроводные изолирующие наушники, Снаткина не двигалась и не моргала, выглядела благополучно мертвой. По экрану месили грязь чумазые регбисты, толкались, швыряли мячи, сооружали замысловатые пирамиды.
— Все, — прошептал Роман. — Готова.
Мне в это верилось слабо. И в смертность Снаткиной, и особенно в то, что Снаткина преставилась именно в тот момент, когда я к ней заглянул.
— И что теперь делать? — спросил Роман.
— Я…
Снаткина повернула голову и уставилась на нас. Роман поперхнулся, закашлялся и вывалился прочь, и где-то в южной части дома, судя по звуку, он наткнулся на велосипед.
Снаткина пялилась на меня. Вернее, за мое плечо, словно видела там кого, я на такие выкрутасы не покупался, но Снаткина пялилась и пялилась, так что я не удержался и обернулся. Конечно же там никого не было, а когда я обернулся обратно, Снаткина снова прилипла к телевизору; регбисты построили из себя конструкцию, похожую на Стоунхендж. Я потихоньку вернулся в комнату Романа.
Роман отсутствовал.
Я заметил на столе тетрадь с торчащими разноцветными стикерами, вероятно, заметки к книге. Разумеется, мне захотелось помотреть, однако я вовремя подумал, что Роман нарочно забыл свои заметки на столе. Чтобы определить — есть ли у меня интерес к его книге.
Я стал подозрителен, что неудивительно.
— А я еще тогда увидела, — сообщила Снаткина.
Появилась она абсолютно бесшумно, как обычно, не скрипнула ни одна половица, Снаткина словно отделилась от стены.
— Что?!
— На лбу у тебя намазано, вот что! Говорила тебе бабка — не приезжай… Бабку-то видел?
Я не нашелся, что ответить.
Снаткина приблизилась. Она не пахла, старушечья вонь начисто отсутствовала, напротив, от Снаткиной исходил приятный аромат кофе и корейской туалетной воды.
— Смотри, — Снаткина потыкала мне в плечо уверенным пальцем. — Смотри, с этим не шутят!
— Я схожу к бабушке, — пообещал я.
— Куда ты сходишь, дурак?! Тебе никуда ходить нельзя! Сиди на месте!
— Ладно…
Я рассмотрел ее лицо. Почти никаких морщин, что поразительно.
— За Зинкой приехал? — ехидно спросила Снаткина.
— Нет. Почему за Зинкой?
— За ней, ей прозвенело, пора ее определять…
— При чем здесь Зинаида…
Снаткина навалилась.
— Ты что, не хочешь Зинку?! — зашептала она. — Зинку надо прибрать!
Я не успел увернуться, Снаткина быстро достала из кармана фонарик и посветила мне в глаз.
— Так это не ты… — Снаткина с разочарованием погасила свет. — Но тебя я тоже видела, ты все равно здесь.
Не исключено, что Роман прав, Снаткина тронулась. Возраст… Не знаю, но в таком возрасте с головой мало кто дружит, неудивительно…
Из-за косяка выглянул Роман и проартикулировал, чтобы я не возражал сумасшедшей.
— Я уже здесь, — согласился я.
— Да я вижу, ты здесь. А друг твой когда прибудет? — спросила Снаткина.
— Скоро, — ответил я. — Собственно, он уже здесь.
— Где?! — резко оглянулась Снаткина и заметила Романа.
Роман проник в комнату и встал рядом со мной.
— Да это не он, — сказала Снаткина с облегчением. — Этого я знаю, это жилец… Где он?!
Снаткина быстро подошла к столу, сняла с кастрюли крышку, понюхала.
— Хочешь, про твоего деда расскажу?
Снаткина вооружилась гостевой ложкой и принялась хлебать суп из кастрюли.
— Но он…
Роман выпучил глаза и помотал головой — не возражай!
— В сорок восьмом он приходил, — сказала Снаткина. — Тогда волков много было, чуть меня не сожрали. Я к бабке с утра побежала в Гридино, как из города вышла, так они за мной и увязались, штук пять таких головастых. Я по тропке иду, а они по лесу плывут, так глаза и вспыхивают, тихо-тихо плывут, как по воздуху. А я тороплюсь и думаю, что на дерево не смогу залезть, одни сосны кругом…
Снаткина ловила что-то ложкой в кастрюле и облизывалась, наверное, я больше не буду есть суп из рыбных консервов.
— Так они идут-идут и смотрят. Три километра до Гридина, как прибежала — два волоса седых вырвала, я потом поняла, почему не накинулись, поняла. В том же году и дед твой приходил…
Повернувшись к Роману, Снаткина продолжила: