После соития Ка и Ипек лежали какое-то время в обнимку, не двигаясь. Весь мир был таким безмолвным, а Ка таким счастливым, что ему показалось, будто все длилось очень долго. Именно по этой причине его охватило нетерпение и он, вскочив с кровати, посмотрел из окна на улицу. Позднее он будет думать, что это долгое безмолвие было самым счастливым моментом в его жизни, и он спросит себя, зачем он высвободился из рук Ипек и завершил этот момент неповторимого счастья. Из-за какого-то беспокойства, ответит он сам себе впоследствии, словно за окном, на заснеженной улице, что-то должно было случиться и ему нужно было успеть это увидеть.
А между тем за окном не было ничего, кроме падающего снега. Электричество все еще было выключено, свет свечи, горевшей на кухне, струился на улицу через обледеневшее окно и освещал медленно опускавшиеся снежинки легким оранжевым светом. Впоследствии Ка подумает и о том, что быстро прервал самый счастливый миг в своей жизни из-за того, что не мог вынести слишком много счастья. Но сначала, когда он лежал между руками Ипек, он не знал о том, насколько счастлив; внутри он ощущал покой, и это было так естественно, что он словно забыл, почему провел свою жизнь с чувством, средним между скорбью и беспокойством. Это спокойствие было похоже на безмолвие, предшествовавшее стихотворению, но до того, как приходило стихотворение, сначала полностью обнажался весь смысл мира, и он чувствовал воодушевление. А в этот момент счастья он не ощущал внутри себя такого просветления; было простое ощущение детской безгрешности, словно ему предстояло тут же сказать о смысле мира, подобно ребенку, который только что выучил слова.
Ему вспомнилось все то, что после полудня в библиотеке он читал о строении снежинки. Он пошел в библиотеку, чтобы подготовиться на случай, если придет еще одно стихотворение о снеге. Но сейчас у него в голове не было стихотворения. По-детски наивная шестиугольная конструкция снежинки, о которой Ка прочитал в энциклопедии, показалась ему похожей на гармонию приходивших к нему по одному, как снежинки, стихотворений. В тот момент он подумал, что нужно указать на скрытый смысл всех стихотворений.
– Что ты там делаешь? – спросила в этот момент Ипек.
– Я смотрю на снег, милая.
Ему казалось, Ипек ощутила, что в геометрической конструкции снежинок он увидел еще какой-то смысл, помимо красоты, но в глубине души он знал, что этого не может быть. А Ипек беспокоило то, что Ка интересуется чем-то, кроме нее. Ка чувствовал себя слишком беззащитным перед Ипек, потому что очень сильно желал ее, и он был доволен этим и понял, что их близость позволила ему завоевать хоть некоторую, но власть.
– О чем ты думаешь? – спросила Ипек.
– О моей маме, – ответил Ка и внезапно не смог понять, почему он так ответил, потому что он не думал о матери, хотя она и умерла недавно. Но позднее, когда он будет вспоминать этот момент, он добавит, что во время своего путешествия в Карс думал о маме постоянно.
– Что именно ты думаешь о своей маме?
– Когда однажды зимним вечером мы смотрели из окна на падающий снег, она гладила меня по волосам.
– Ты был счастлив, когда был ребенком?
– Когда человек счастлив, он не знает, что он счастлив. Спустя много лет я решил, что, когда был ребенком, я был счастлив, но на самом деле не был. Но и несчастен, как в последующие годы, тоже не был. Я не думал в детстве о том, чтобы быть счастливым.
– А когда ты начал над этим задумываться?
«Никогда», – собирался ответить Ка, но это было бы и неправдой, и слишком самоуверенно. И все же на какой-то миг ему захотелось сказать это и произвести впечатление на Ипек, но сейчас этого было мало. Он ждал от Ипек чего-то гораздо более серьезного.
– Когда я уже не смог ничем заниматься потому, что был несчастлив, я начал думать о счастье, – сказал Ка. Хорошо ли он сделал, что сказал это? Он начал волноваться в этом безмолвии. Если он расскажет о том, как одинок и беден во Франкфурте, то как он сможет убедить Ипек приехать туда?
На улице подул беспокойный ветер, вмиг разметавший снежинки, и Ка охватило то же беспокойство, которое он чувствовал, когда вставал с постели, и сейчас он с большей силой ощутил боль ожидания и любовь, от которой у него болел живот. Недавно он был так счастлив, что мысль о том, что он может потерять это счастье, лишала его рассудка. А это, в свою очередь, неожиданно заставляло его усомниться в счастье. «Ты поедешь со мной во Франкфурт?» – хотелось ему спросить Ипек, но он боялся, что она ответит не так, как ему хочется.
Он вернулся к кровати и изо всех сил обнял Ипек сзади.
– На рынке есть магазинчик, – сказал он. – Там играла очень старая мелодия Пеппино ди Капри под названием «Роберта». Где они ее нашли?