Снег

Ипек быстро оделась и сказала, что пришлет свою сестру, и сразу после того, как она вышла, пришла Кадифе. Ка, чтобы успокоить беспокойство Кадифе, широко раскрьюшей свои огромные глаза, рассказал, что беспокоиться не о чем, что с Ладживертом обращаются хорошо. Он отметил, что очень много всего сказал, чтобы убедить Ладживерта на это соглашение, и верит, что он очень смелый человек, и с неожиданным воодушевлением стал развивать детали той лжи, которую придумал заранее: сначала он сказал, что гораздо сложнее было убедить Ладживерта в том, что Кадифе согласилась на эту сделку. Он рассказал, что Ладживерт сказал, что договор, который он заключил с ним, является проявлением неуважения по отношению к Кадифе, что Ладживерт сказал, что нужно сначала поговорить с Кадифе, и, чтобы придать всему этому подлинность и глубину, когда Кадифе от изумления подняла брови, сказал, что думает, что Ладживерт сказал это неискренне. В этом месте он добавил, что Ладживерт долго спорил с ним из-за чести Кадифе, хотя это все и будет понарошку, что это (то есть уважение, которое он продемонстрировал к решению женщины) будет положительным для Ладживерта, хотя он и делал это с таким видом, будто хочет это соглашение отложить подальше. Ка был сейчас доволен тем, что с наслаждением сочинял эту ложь этим несчастным людям, занимавшимся глупейшими политическими ссорами в этом дурацком городке Карсе, где он пусть и поздно, но узнал, что единственной истиной в жизни является счастье. Но с другой стороны, он горевал, поскольку чувствовал, что Кадифе, которую он считал намного смелее и самоотверженнее себя, глотает эту ложь, и чувствовал, что в конце концов будет несчастен. Поэтому он прервал свой рассказ с последней безвредной ложью: он добавил, что Ладживерт шепотом передал Кадифе привет, и, повторив ей еще раз условия соглашения, спросил ее мнения.

— Я сниму платок, как я решила, — сказала Кадифе.

Ка, чувствуя, что, если он совсем не затронет эту тему, совершит ошибку, сказал, что Ладживерт счел разумным, чтобы Кадифе надела парик или прибегла к другим подобным способам, но, увидев, что Кадифе рассердилась, замолчал. Согласно договоренности, сначала отпустят Ладживерта, он спрячется в надежном месте, а потом Кадифе любым способом снимет платок. Могла бы Кадифе прямо сейчас написать бумагу о том, что она это знает, и подписать ее? Ка протянул ей бумагу, которую взял у Ладживерта, чтобы она внимательно ее прочитала и взяла себе за образец. Увидев, что Кадифе расчувствовалась только от вида почерка Ладживерта, он почувствовал к ней нежность. Кадифе, читая письмо, в один момент попыталась незаметно для Ка вдохнуть запах бумаги. Ка чувствовал, что она колеблется, и поэтому сказал, что использует бумагу, чтобы убедить Суная и его окружение отпустить Ладживерта. Возможно, военные и власть были разгневаны на Кадифе из-за вопроса с платком, но, как и весь Карс, поверили бы в ее смелость и ее слову. Когда Кадифе увлеченно начала писать на чистом листке бумаге, протянутом Ка, он какое-то время смотрел на нее. С позапрошлой ночи, когда они шли вместе по району мясных лавок и говорили о предсказаниях по звездам, Кадифе повзрослела.

Положив бумагу, взятую у Кадифе, в карман, Ка сказал, что, если он убедит Суная, проблемой будет найти место, где Ладживерт сможет надежно спрятаться, когда его отпустят. Кадифе готова помочь, чтобы спрятать Ладживерта?

Кадифе с важным видом утвердительно кивнула головой.

— Не беспокойся, — сказал Ка. — В конце концов мы все будем счастливы.

— Совершать то, что является правильным, не всегда делает человека счастливым! — ответила Кадифе.

— Правда — это то, что может сделать нас счастливыми, — сказал Ка. Он представлял себе, что в скором времени Кадифе приедет во Франкфурт и увидит, как они счастливы с ее сестрой. Ипек купит для Кадифе в «Кауфхофе» шикарный плащ, они вместе пойдут в кино, а потом в одной из закусочных на Кайзерштрассе будут есть сосиски и пить пиво.

Ка надел пальто, вышел следом за Кадифе и сел в военную машину. Два солдата-охранника сидели прямо за его спиной. Ка спросил себя, является ли слишком большой трусостью думать, что если он будет ходить один, то подвергнется нападению. Улицы Карса, на которые он смотрел с водительского места в грузовике, вовсе не были пугающими. Он увидел женщин, вышедших на рынок с сетками для продуктов в руках; глядя на детей, играющих в снежки, на стариков, которые, чтобы не поскользнуться, шли, держась друг за друга, он представил, как они с Ипек будут смотреть фильм в кинотеатре во Франкфурте, держась за руки.