Снег

— Да, но сцену казни не показали, — ответил Ладживерт. — Вместо этого показали, как агента Марлона Брандо, который предлагал темнокожему свободу, точно так же, как и ты мне сейчас, убивает, пырнув ножом, один из местных жителей, как раз тогда, когда он уже собирается покинуть остров.

— Я не агент! — воскликнул Ка, не сумев сдержать обиду.

— Не зацикливайся на слове «агент»: я вот — агент ислама.

— Я не являюсь ничьим агентом, — ответил Ка, не смущаясь на сей раз своей обидчивости.

— То есть в эту пачку «Мальборо» не положили никакого особого вещества, которое меня отравит, лишит меня воли? Самое лучшее, что подарили американцы миру, — это красная пачка «Мальборо». Я могу курить «Мальборо» всю жизнь, до конца своих дней.

— Если ты поведешь себя разумно, ты еще сорок лет будешь курить "Мальборо"!

— Когда я говорю «агент», я подразумеваю именно это, — сказал Ладживерт. — Одна из задач агентов — убеждать людей.

— Я только хочу сказать тебе, что будет очень неразумно, если ты будешь убит здесь этими остервенелыми фашистами, руки которых в крови. И к тому же имя твое не будет ни для кого знаменем или чем-то подобным. Этот кроткий народ привязан к религии, но в конце концов он выполняет не повеления религии, а приказы государства. От всех этих шейхов-повстанцев, от тех, кто возмущается, что теряет власть над верующими, от всех этих боевиков, обученных в Иране, не останется даже могил, даже если они хоть немного знамениты, как Саид Нурси. В этой стране тела религиозных лидеров, чьи имена могут стать знаменем, помещают в самолет и выбрасывают в море в неизвестном месте. Tы все это знаешь. В Батмане могилы членов группировки Хизбуллах, превращенные в место поклонения, исчезли за одну ночь. Где сейчас эти могилы?

— В сердце народа.

— Пустые слова, из этого народа только двадцать процентов голосует за исламистов. Но и они — за партию, которая ведет себя сдержанно.

— Скажи тогда, если эти исламисты, за которых голосуют, умеренные, то почему их боятся и устраивают военные перевороты?! Вот в чем заключается твое нейтральное посредничество.

— Я нейтральный посредник, — Ка интуитивно повысил голос.

— Нет. Tы — агент Запада. Ты раб европейцев, который не принимает освобождения, и, как все настоящие рабы, даже не знаешь о том, что ты раб. Поскольку ты в своем Нишанташы слегка европеизировался и научился искренне презирать религию и обычаи народа, ты ведешь себя, словно ты господин этого народа. По-твоему, в этой стране путь хороших и нравственных людей проходит через подражание Западу, а не через религию, Аллаха, жизнь одной жизнью с народом. Может быть, ты скажешь несколько слов против притеснений исламистов и курдов, но сердце твое втайне одобряет военный переворот.

— Вот что я могу устроить для тебя: Кадифе под платок наденет парик, так что, когда она снимет его, никто не увидит ее волос.

— Вы не заставите меня пить вино! — закричал Ладживерт. — Я не буду ни европейцем, ни тем, кто подражает им. Я буду жить в своей истории и буду сам собой. Я верю, что человек может быть счастлив, не подражая европейцам, не являясь их рабом. Помнишь, есть такие слова, которые часто говорят поклонники Запада, чтобы принизить налгу нацию: они говорят, что для того, чтобы стать европейцем, сначала нужно стать личностью, индивидуальностью, но в Турции индивидуальностей нет. Смысл моей казни в этом. Я выступаю против европейцев как личность, я не буду подражать им, поскольку я — личность.

— Сунай так верит в эту пьесу, что я могу устроить и вот что: Национальный театр будет пустым. Камера во время прямой трансляции сначала покажет, как Кадифе подносит руку к платку, а затем при помощи хитрого монтажа покажут волосы другой девушки, снявшей платок.

— Вызывает сомнения то, что ты так бьешься, чтобы спасти меня.

— Я очень счастлив, — сказал Ка, чувствуя вину, как человек, который лжет. — Я никогда в жизни не был так счастлив. Я хочу защитить это счастье.

— Что делает тебя счастливым?

Ка не сказал, как впоследствии очень много раз думал: "Потому что я пишу стихи". И не сказал: "Потому что я верю в Бога". Он выпалил:

— Потому что я влюбился! Моя возлюбленная поедет со мной во Франкфурт.

Внезапно он ощутил радость от того, что может рассказать о своей любви кому-то непричастному.

— Кто твоя возлюбленная?

— Сестра Кадифе Ипек.

Ка увидел, что Ладживерт изменился в лице. Он тут же раскаялся в том, что его охватил порыв. Наступило молчание.

Ладживерт зажег еще одну сигарету "Мальборо".

— Такое счастье, которое хочется разделить с человеком, который идет на смертную казнь, — это милость Аллаха. Предположим, что я принял предложение, которое ты принес, чтобы тебе спастись и уехать из этого города, и твое счастье не пострадало, Кадифе приняла участие в пьесе в подходящей форме, которая не оскорбила бы чувство ее достоинства, чтобы не испортить счастья своей сестры, откуда тебе знать, что они сдержат свое слово и отпустят меня?

— Я знал, что ты это скажешь! — ответил Ка, волнуясь.