Снайпер Великой Отечественной

– Спасибо, товарищ майор, но мы хотели бы послушать, что скажут вот эти… – Он указал на немецких офицеров, сидящих на краю нар.

– Ну что ж, оставайтесь. – И Чистяков протянул было руку к своей фляге.

– Нет, товарищ комбат, ленинградскую водочку не отдам!

В блиндаже раздался смех. Майор, улыбаясь, подошел к столу. Я же стоял у двери и искал глазами Круглова. Его не было. «Неужели и он?..» – мелькнула страшная мысль. Но спустя несколько минут старший лейтенант шумно вошел в блиндаж, порывисто обнял меня и Романова:

– Друзья мои, век не забуду, что вы сделали… Выручили вы нас…

Затем начался допрос пленных.

Обращаясь к сидящему слева немцу, майор Чистяков спросил по-русски:

– Ваша фамилия и военное звание?

Пленный встал.

– Я не понимаю русского языка, – отрывисто сказал он переводчику по-немецки.

Майор протянул ему бумажки, на которых одним и тем же почерком было что-то написано по-немецки и по-русски.

– Это вы писали?

Немец быстро взглянул на бумажки и опустил голову.

– Не хотите говорить по-русски, тогда выкладывайте начистоту по-немецки.

– Я есть майор Адольф Шульц, – ответил фашист по-русски. – Слюжиль в штабе командующего Северным фронтом[14].

Романов шепнул мне:

– Хорошего зверюгу сцапали!

– С какой целью прибыли на передовую?

– Сопровождаль штрафной батальон…

– Где он будет действовать и кто его командир?

Шульц указал на сидящего рядом с ним немецкого офицера:

– Он, гауптман Генрих Курц! Батальон будет действовать на вашем участке.

Круглов встал из-за стола, вплотную подошел к немцу и угрожающе спросил:

– А что вы делали с русским в землянке?

Офицер побледнел:

– Это не я, не мы с Курцем… Это СС допрашиваль русского летчика… Он биль сбит на нашей территории…

– Его фамилия?

– Русский не отвечай ни один вопрос.

Мы с ненавистью смотрели на сухое длинное лицо Адольфа Шульца, на его узкий лоб и маленькие острые глаза.

Круглов достал из-под стола планшет и, подойдя к пленным, спросил:

– Чей это планшет?

Адольф Шульц протянул руку:

– Мой…

Но Круглов не отдал ему планшет. Он не спеша раскрыл его и извлек оттуда три пары дамских шелковых чулок, кулон с длинной золотой цепочкой, золотые часы, спросил:

– Посылку готовили, господин нацист?

Офицер мрачно молчал, медленно перебирая пальцами пуговицы на мундире.

Когда пленных выводили из землянки, майор Чистяков неожиданно остановил их:

– Одну минуту. Я хочу выяснить еще один вопрос.

Майор подошел с листком в руках к Адольфу Шульцу:

– Вы не можете объяснить, что означают вот эти цифры?

И он прочитал на листке: «1 августа – Кингисепп, 3 августа – Волосово, 5 августа – Ропша, 7 августа – Красное Село, 9 августа – Урицк, 15 августа – Ленинград».

– Это есть приказ фюрера… В нем указывается, когда и какой пункт ми должен захватить.

Майор Чистяков сквозь сжатые зубы сказал:

– Опаздываете, господа. Ведь по советскому календарю сегодня уже тринадцатое…

Пленных увели в штаб полка. Окружив комбата, мы увидели, как он скомкал листок и бросил его на пол:

– Никогда не бывать им в Ленинграде!

Первое ранение

В сумерках, до начала ночной перестрелки, мы выходили из блиндажей, усаживались за задним бруствером траншей. Хотелось подышать свежим воздухом, поговорить с товарищами и помечтать о доме.

Рядом со мной на траве лежал, распластавшись, Романов. Он дремал. Сержант Акимов поддел штыком под дужку солдатский котелок, принес сваренную кашу, поставил на землю. Ели мы с большим аппетитом, обжигая губы железными ложками. Но слева от нас стали рваться мины, и пришлось уползти в траншею. Потом к минометной стрельбе присоединилась артиллерия, в небе загудели моторы. Мы ждали ночную атаку врага, но она не последовала.

Действия противника на нашем участке фронта становились судорожными, лихорадочными. Чувствуя нарастающую силу нашего сопротивления, командующий немецкой группой армий «Север» фон Лееб, несмотря на огромные потери, бросал в наступление все новые и новые части, лишь бы захватить Ленинград.

Несмотря на беспрерывную стрельбу, разрывы снарядов и мин, в промежутках между атаками многие из нас ухитрялись спать крепким сном, сидя на корточках, прислонясь к стенке траншеи. Обычно нас будили выкрики: «Немцы!» В таких случаях сон проходил моментально.

Мы с Романовым стояли у изгиба траншеи. Впервые я заметил на лице своего друга грусть.

– Дружище, – сказал Романов, – если что случится со мной, обещай исполнить: ничего не сообщай матери, она и так плоха здоровьем.

– А ты что думаешь, я бронированный? – удивился тогда я.

И в это время показались вражеские танки. Они шли в атаку развернутым строем, мчались по полю с большой скоростью, ведя огонь из пушек и пулеметов. Пехота не успевала за ними, немецкие солдаты бежали и стреляли на ходу, путались в высокой ржи, падали, поднимались, крича свое: «Ля-ля-ля!»