Разумеется, иных соображений не существовало. Более того, он и не думал на ней жениться, пока она сама об этом не попросила.
– Посмотрите в зеркало, – безжалостно продолжала миссис Бромли-Хейс. – Нельзя сказать, что вы безобразны. Это было бы преувеличением. И умение одеваться заметно – разумеется, с учетом вашей фигуры. Но, видите ли, в отношении женщин Эллиота всегда отличал изысканный вкус.
Ванесса слушала бесцеремонные рассуждения и думала о том, что жена и любовница прогуливаются рука об руку в самом популярном, самом оживленном месте города. Зрелище, несомненно, чудовищное, тем более что подробности личной жизни виконта наверняка всем известны. И лишь одна она еще несколько секунд назад ни о чем не подозревала.
– Изысканный вкус в каком смысле? – уточнила она.
Более удачного или более острого ответа придумать не удалось. Голова гудела, словно в ней поселился целый рой пчел.
Леди негромко рассмеялась тем чувственным низким смехом, который еще недавно так нравился Ванессе.
– О! – ехидно заметила она. – Оказывается, у кошечки есть коготки? Ну же, леди Лингейт, ничто не мешает нам подружиться. К чему позволять мужчинам сеять раздор? Это такие неразумные существа! Да, для определенных целей они годятся – точнее, для одной-единственной цели, – но в остальном можно прекрасно обойтись и без них.
– Прошу прощения. – Ванесса освободила руку. – Вообще-то я спешу домой, где меня ждут.
– Думаете, ждет Эллиот? Бедная леди Лингейт! Сомневаюсь. Очень сомневаюсь.
– Доброго вам дня. – Ванесса решительно и сосредоточенно зашагала по аллее, стараясь не смотреть по сторонам.
В воспаленном мозгу одна за другой вспыхивали яркие и резкие, похожие на молнии мысли.
Она дурна собой.
Эллиот назвал ее красивой, пытаясь, как малого ребенка, успокоить неискренней лестью.
С момента приезда в Лондон и до ее появления в кабинете два дня назад, рано утром, он совсем не бывал дома.
Частые появления мужа в ее спальне не имели ничего общего с любовью, а служили лишь для производства наследников.
Вчера вечером на балу Эллиот несколько минут беседовал с миссис Бромли-Хейс, а сразу после разговора она ушла.
Встреча в театре заставила его всерьез занервничать – настолько, что он даже не замечал, как барабанит пальцами по подлокотнику кресла.
Отношения между Эллиотом и Константином оставляли желать лучшего, и именно Константин привел эту женщину в театр и на бал: специально, чтобы поставить кузена в крайне неловкое положение.
А сегодня Эллиот уже встретился с любовницей и даже сказал, что жена устала. Можно подумать, что речь шла о ребенке, на долю которого выпало слишком много развлечений.
Эллиот был необыкновенно красив и привлекателен, а значит, никак не мог довольствоваться такой женой, как она.
А сама она была полной идиоткой.
Наивной, доверчивой, глупой.
Несчастной.
Достойной презрения.
Еще не дойдя до дома, Ванесса уже едва не падала от нервного напряжения.
К счастью – к огромному счастью, – виконта дома не оказалось. Дворецкий доложил, что свекровь в гостиной, принимает посетителей.
Ванесса прошла мимо гостиной как можно осторожнее, чтобы ее не услышали. Поднялась в спальню, плотно закрыла обе двери – и в коридор, и в гардеробную, сняла шляпу и башмачки, прямо в платье забралась в постель и с головой накрылась одеялом.
Хотелось умереть сейчас же, немедленно.
Никаких иных желаний не осталось.
– Хедли, – едва слышно позвала она.
Но даже чувство к Хедли оказалось обманом. Она изменила тому, кто любил ее всей душой, с бессердечным человеком, даже не понимавшим, что такое любовь.
И этот человек стал ее мужем.
Невероятно, но скоро мысли затуманились, и Ванесса погрузилась в тяжелый сон.
Эллиот провел час в боксерском клубе Джексона, причем за это время спарринг-партнер успел несколько раз пожаловаться на то, что виконт выходит за рамки тренировочной встречи и дерется, словно участвует в настоящей схватке.
Потом пятнадцать минут посидел в клубе «Уайтс» и уехал, хотя несколько приятелей, общество которых обычно радовало, упорно звали в свою компанию.
Некоторое время виконт бесцельно ездил по улицам Лондона, стараясь держаться подальше от парка и других людных мест, где пришлось бы вести светские разговоры.
Наконец он вернулся домой. Джордж Боуэн все еще сидел в кабинете. Едва хозяин подошел к столу, придвинул ему удручающе толстую пачку корреспонденции. Эллиот бегло просмотрел письма, каждое из которых требовало личного внимания. В ином случае Джордж разобрался бы с ними сам и не стал беспокоить.
– Ее светлость дома? – деловито поинтересовался виконт.
– Обе их светлости дома, – ответил секретарь. – Если, конечно, не улизнули тайком по черной лестнице.
– Понятно. – Эллиот положил письма на стол и пошел наверх.