Смысл ночи

Я несколько минут выслушивал болтовню молодого человека, похоже, не собиравшегося умолкать, но наконец сообщил, что вынужден попрощаться с ними, и двинулся прочь.

— О, мистер Мартлмасс! — Я повернулся, словно осененный какой-то мыслью. — Мне кажется, один мой старый школьный приятель проживает в Грейз-Инн. Мы потеряли связь друг с другом, а мне хотелось бы повидаться с ним. Вы, часом, не знаете некоего мистера Льюиса Петтингейла?

— Мистер Петтингейл? Ну надо же! Конечно, я знаю этого господина. Он снимает комнаты над моим работодателем, мистером Джиллори Пигготтом, королевским адвокатом. Мистер Пигготт сегодня в суде, — добавил он, немного понизив голос, — вот почему мне позволено потратить час-полтора на дежурный шиллинговый ланч в «Трех бочках»[207] с моей суженой. Мистер Пигготт чрезвычайно внимателен к своим служащим.

Он показал мне покрашенную в черный дверь в одном из краснокирпичных зданий в дальнем углу двора. Я поблагодарил его и сказал, что в ближайшие дни попробую наведаться к мистеру Петтингейлу, а сейчас у меня срочное дело в другом конце города.

Мы расстались, и я направился к Грейз-Инн-лейн, грязной и мрачной даже при ярком свете дня. Остановившись у книжного лотка, я принялся лениво перебирать выставленные там ветхие тома (даже надеясь, как все библиофилы, обнаружить там какую-нибудь бесценную редкость). Через пять или десять минут я вернулся в Филд-Корт.

Двор был пуст, влюбленные голубки улетели. Я вошел в черную дверь и поднялся по лестнице.

30 Noscitur e sociis [208]

За время работы на мистера Тредголда я научился доверять своему чутью. Оно редко меня подводило и сейчас подсказывало, что на мистера Льюиса Петтингейла стоит обратить внимание, хотя я не знал о нем ничего, кроме того, что он близкий приятель Даунта. Посему я счел нужным потратить час-другой своего времени на то, чтобы познакомиться с ним и посмотреть, что из этого выйдет. Я уже составил план действий: вероятно, имело смысл обсудить с Петтингейлом тему поддельных чеков.

На втором этаже я вижу дверную табличку с написанным краской именем «Мистер Л. Дж. Петтингейл». Я прижимаюсь ухом к двери. До меня доносится покашливание, потом скрип внутренней двери. Я тихонько стучу — вторгаться совсем уж без предупреждения не пристало, — но никто не отвечает. Тогда я вхожу.

Я оказываюсь в просторной, хорошо обставленной комнате с дубовыми панелями, каменным камином и лепниной стюартовского периода на потолке. Слева от меня два высоких окна, выходящих во двор. В «собачьей решетке»[209] ярко горит огонь, по обеим сторонам от камина стоят два мягких кресла. Над камином висит картина с изображением гнедой лошади, с терьером у ног, на фоне паркового пейзажа. Справа от меня, в углу комнаты находится еще одна дверь, за ней кто-то пытается высоким тенорком исполнять арию «Il mio tesoro»[210] под аккомпанемент плещущей воды.

Решив позволить певцу спокойно закончить омовение, я удобно усаживаюсь в одно из кресел и зажигаю сигару. Я уже почти докурил, когда дверь в углу открывается и в комнату входит высокий худой мужчина в затейливо скроенном парчовом халате, персидских туфлях и красной бархатной феске, из-под которой торчат длинные — почти до плеч — жидкие пряди соломенных волос. У него почти безбровое землистое лицо, покрытое сеточкой морщин.

— С добрым утром. — Я широко улыбаюсь и бросаю окурок сигары в огонь.

Несколько мгновений он неподвижно стоит на месте, с недоверчивым выражением черепообразной физиономии.

— Кто вы такой, черт возьми?

Голос у него тонкий, со сварливым привизгом.

— Графтон, Эдвард Графтон. Рад с вами познакомиться. Не угодно ли сигару? Нет? Ну да, вредная привычка.

Мистер Петтингейл на миг теряется, озадаченный моим хладнокровием, а потом высокомерно осведомляется, знает ли он меня.

— Вопрос, безусловно, интересный, — отвечаю я. — У вас философский склад ума? Ибо мы могли вы приятно провести несколько часов за обсуждением природы знания. Это весьма широкая тема. Мы могли бы начать с Фомы Аквинского, который говорил, что любой знающий обладает лишь таким знанием, какое согласуется с его собственной природой. Или, как утверждал Блаженный Августин…

Но похоже, мистер Петтингейл не желает входить в обсуждение столь интересного вопроса. Он раздраженно топает ногой в персидской туфле, грозится позвать подмогу, если я не уберусь сейчас же, и от всех приложенных усилий густо краснеет лицом, почти в цвет своей феске. Я прошу успокоиться, объясняю, что пришел к нему за профессиональным мнением по одному делу, что стучал в дверь, но остался неуслышанным. Несколько успокоившись, он спрашивает, не юрист ли я — возможно, юридический консультант? Увы, нет, отвечаю я; у меня интерес личного характера, хотя мне нужно посоветоваться с ним по поводу одного судебного процесса. Я с улыбкой приглашаю мистера Петтингейла присесть, что он не совсем охотно делает, выглядя восхитительно глупо в своем щегольском наряде. Когда он усаживается, я поднимаюсь с кресла и встаю спиной к окну, в которое сейчас льется мягкий солнечный свет.