Смотритель

Но ни завтра, ни послезавтра Павлов не вернулся, а Вырин тоже исчез еще до его отъезда сереньким днем, едва-едва наступившим после затяжного дождя. Проснувшись первой от тишины прекратившегося ливня, Маруся увидела, что двери приоткрыты и пса нет. Как же она не догадалась вчера запереть двери, ведь теперь он снова вернется неизвестно когда, а Сергей обещал привезти своего Сирина сегодня же вечером. Нужны были обе собаки, это стало ясно им обоим еще задолго до столь неожиданного окончания разговора. Ладно, можно потерпеть несколько дней. Маруся скосила глаза на спящего – своего нежданного гостя, увы, так непохожего на человека с острова. Во сне лицо у Павлова, несмотря на проступившую щетину, было совсем мальчишеское, обиженное и горькое. «Ну да, – мелькнуло у Маруси, – тогда и в девятнадцать были генералами, а эти – и в тридцать с лишним дети». Но она поспешно отогнала эту мысль, потому что в лице лежащего рядом с нею мужчины сквозь детскость просвечивала и нежность. Конечно, им не хватает нежности среди этих… Маруся вспомнила город с мутным потоком женских тел, обнажающихся где угодно и сколько возможно, густую неуместную косметику, упругие ротики, изрыгающие матерщину, стальные глаза, умеющие только требовать, но не отдавать. Но как трудно устоять. А в той… Тате, конечно, была подлинная женственность, внутренняя. Маруся вздохнула, посмотрев на свои исцарапанные жесткие руки и шершавые локти. Она, разумеется, плохая замена…

Павлов тоже проснулся, ткнулся носом под ухо и вдруг спросил:

– Слушай, а чем может одинаково пахнуть там на крыльце, когда я искал очки, и тут? Такой знакомый запах, а вспомнить не могу.

Маруся рассмеялась:

– Знакомый? Ну, вряд ли. Просто и тут, и там спит хитрюга Вырин.

И тут он вспомнил: ошибки быть не могло – точно так же пахло в его надувной кровати от Сирина. И это был отнюдь не запах псины, который на самом-то деле встречается лишь у отдельных пород или окончательно запущенных особей. Здоровая собака пахнет лесом, травой, водой, теплом дома, горячей чистой кровью, быстро бегущей по жилам, – словом, пахнет настоящей живой жизнью.

– А что, все собаки пахнут одинаково?

– Не думаю. Во всяком случае, я всегда могла отличить свою как по лаю, так и по запаху.

– Нет, это невозможно, невозможно, черт побери! А где твой?

– Опять смылся. Знаешь, последние дни лета – и собаке понятно.

– Ладно, вернется, запри его хоть в чулане, только чтоб он был тут. А я привезу своего.

Павлов вскочил, быстро собрался и уже на пороге крепко прижался губами к Марусиному виску.

– Ты – настоящая, понимаешь? Понимаешь?! – И, не оборачиваясь, понесся по пустынной улочке, разбрызгивая грязь во все стороны.

А когда Маруся спустя час тоже вышла на улицу, то обнаружила, что следы Вырина ведут вовсе не к лесу, а в сторону Рождествена. Петух, вероятно, так и не был пойман, и Маруся, спеша предупредить возможное ужасное убийство, тотчас отправилась туда же…

Глава 13

Маруся бодро вышагивала по утреннему шоссе, которое очень быстро из холодного и мокрого превратилось в раскаленную печь. Через каждый километр то тут, то там вешками торчали старушечьи фигурки, предлагавшие бруснику и клюкву каким-то неведомым, из серой дали небытия ожидаемым покупателям. Алые, багровые и жемчужно-розовые россыпи ягод призывно сверкали на солнце. Но от них вместо умиротворения близящегося к концу лета почему-то веяло тревогой и бедой. И чувство это невольно овладевало Марусей все сильнее. Она даже вдруг начала почему-то вздрагивать от внезапно выскакивавших сзади машин, а тугая прохлада, вихрями вырывавшаяся из-под колес и взвивавшаяся с бесстыдным нахальством по ее оголенным ногам, вызывала не облегчение от жары, а противный мелкий озноб. Но Марусе совсем не хотелось сейчас вникать во все эти непонятные и неприятные ощущения, и она попыталась успокоить себя тем, что, скорее всего, просто уже опоздала, и наглая псина давно сделала свое черное дело, лишив ни в чем не повинных хозяев их огненного красавца. Она запоздало подумала, что напрасно не взяла с собой денег, однако мысль о погубленном петухе продолжала в ней жить какой-то отдельной, никак не связанной с ее нервическим состоянием жизнью.

Наконец это ее странное состояние где-то у Парошина все-таки воплотилось в бойкую старушонку, суетливо согнувшуюся над коробом отборной брусники.

– И, милая, куда ж в такую рань и на своих двоих? За ягодами поздно, а автобус через десять минут пойдет…

Однако Маруся, прекрасно зная манеру продавщиц улавливать души покупателей якобы не относящимися к делу разговорами, неопределенно махнула в ответ рукой и лишь прибавила шагу. Но бабка успела еще елейно пропеть ей в спину:

– А не собачку ли свою случайно ищешь?

– А вы что, видели? – довольно грубо откликнулась Маруся.

– Что ж не видеть?

– И что? Куда он бежал?

– Мне не сказывал.

– Послушайте, мне очень нужно…

– А вот купи ягодок, сама-то, вижу, все равно ведь не наберешь… Тогда и скажу.