Смотритель

«Дачник какой-нибудь из университетских гуманитариев. Они там всегда любили почудить да и поизображать из себя, а на старости лет и подавно», – подумала Маруся, но старичок еще долго не шел у нее из головы. Постояв еще немного в раздумьях, она направилась прямо в ту сторону, в которую будто бы как-то неопределенно махнул рукой старичок, и, не плутая более, вернулась домой, решив впредь не трогать уже всю эту странную народную магию, не давшую ничего, кроме стертой ноги. Правда, явно не захотевший встретиться с болотным старичком Вырин после этого похода опять исчез, и это исчезновение вкупе с его странным поведением в лесу все-таки утвердило Марусю в существовании некой силы, которую, впрочем, можно назвать как угодно: хоть лешим, хоть университетским профессором на отдыхе.

* * *

Назавтра был Второй Спас, и три с половиной бабки, обитавшие в Бекове, давно уже слезно молившие Марусю отправиться с ними в ближайшую церковь, то есть в Рождествено, наконец-то превозмогли ее непонятное упрямство. Они почему-то свято верили в то, что новая городская насельница может одним движением руки остановить попутку, а то и автобус. Ехать в переполненную модную церковь Марусе не хотелось: уже несколько лет, еще живя в городе, она полюбила отмечать этот почти языческий праздник где-нибудь в крошечной сельской церквушке. Там, где разнообразие выложенных на столы и полы плодов так славно сочетается по цвету с простыми старыми иконами и где в светлой службе читается живое благословление всем земным радостям. Она любила этот странный, ни с чем не сравнимый запах воска и яблок, поздних цветов и накрахмаленных до синего хруста старушечьих платочков, запах прощания, слившегося с надеждой.

А в Рождествено явно понаедут городские эстеты, станут изображать набоковских гостей и испортят всю прелесть воистину деревенского праздника. Однако, в тысячный раз упрекнув себя в неуемной и неуместной гордости, Маруся согласилась и уже в половине седьмого тряслась в автобусе, зажатая с обеих сторон скрипящими кочнами капусты и дыша розовобокими яблоками.

Впрочем, теперь она уже не жалела о поездке, решив, что как раз в Рождествене-то и можно будет спросить у старожилов и о таинственном острове, и о странном его обитателе, а заодно уж и о чудаковатом «профессоре».

Вокруг красной церкви плескалось разноцветное людское море, в сотни раз умноженное и отраженное красками принесенных даров. Священник, видно, уже давно кропил горы огурцов, брюкв, яблок и появившихся на таких праздниках не столь давно арбузов, дынь и даже авокадо с манго. Достояв службу до того самого места, когда, по идее, весь храм должен единым дыханием отчитать «Символ веры», а на самом деле едва подшепетывает двум-трем старухам, Маруся решила выйти, в очередной раз упрекнув себя за то, что так и не удосужилась выучить эти красивые и простые слова. Она уже осторожно проталкивалась сквозь толпу к выходу, когда до ее слуха вдруг донесся шепот двух мальчишек лет по десяти, которых сюда явно загнали какие-нибудь прабабки. Разговор этот чем-то насторожил ее.

– Да ну, все говорят, что там жуть какая-то, и огромный пес сторожит. Загрызет еще на фиг!

– Дурак ты, Валька! Сегодня что?

– Говорят, Спас…

– А больше ничего не говорят? Эх, ты, лето в деревне прожил, а ни черта не знаешь! – Соседняя бабка, секунду назад казавшаяся ушедшей в молитву, тут же, не изменяя благостного выражения лица, больно ущипнула юного богохульника за щеку.

– У, злыдня! – огрызнулся тот, но продолжил: – Так вот, бабка Антонова говорит, что сегодня еще и гороховые разговины!

– Чего-чего?

– Того! – Он опасливо покосился на соседку. – Историю знать надо! – Он сладострастно испытывал терпение товарища никак не меньше полминуты. – Можно лазать по всем чужим гороховым полям и жрать вволю. А там, я сам видел, во-о-от такое поле и горох жирный-прежирный. Наверное, тот псих в шляпе с ленточками откуда-нибудь из-за границы привез, здесь такого нету, я уж везде все обшарил.

Второй мальчишка согласно кивнул, и они тоже стали пробираться к выходу. Маруся, застывшая было на месте во время этого заговорщицкого перешептывания, двинулась за ними. Огромная собака и псих в шляпе с лентами, хотя и не очень правдоподобно, но каким-то непонятным образом связывались у нее с потерянным в лесах островом и его обитателем. А мальчишки – всегда народ ушлый и знает порой куда больше, чем взрослые, тем более в делах, касающихся чего-нибудь непривычного и таинственного.

Парочка юных заговорщиков зайцами перескочила шоссе и помчалась по правому берегу в сторону ляд.[39] Маруся, проклиная стертую ногу и так и не купленные новые кроссовки, поспешила за ними в то и дело спадающих старых голубых босоножках. Однако она быстро забыла про все неудобства, поскольку с детским восторгом вдруг почувствовала и себя тоже героем своих переводов. «Сэр Эндрю туже запахнул вишневый плащ и бесплотной тенью помчался вдоль берега зеленого Арно к Понто Веккьо…»