Смоленское направление. Кн. 3

— Я тут вот что подумала, — Нюра подошла к карте, — Нам вдруг сообщают точную дату выступления, зная наше отношение к Дерпту. Это с чего такая щедрость?

— Вот тут Нюра правильно подметила. Скорее всего, это расчёт на то, что мы известим Ярославовичей. — Ответил я.

— А вот этого мы как раз делать и не будем. Я напишу Герману, что войска готовы выступить, но для этого требуется обеспечение продовольствием и денежное вознаграждение. Пока будет вестись переписка, выйдут все намеченные сроки. И ещё, пусть шпион услышит, что мы собираем ополчение для похода. Алексий, ты на прошлой неделе говорил, что Савелий к нам в гости едет? Сколько с ним людей будет?

— Три десятка, да ещё два, что у Трюггви разместились.

Я не стал говорить Штауфену, что война всё равно придёт на эти земли. А вдруг Ярославовичи всё же займут Дерпт и история пойдёт немного другим путём?

На следующий день посланнику епископа вручили письмо, дали мешок с провизией на дорогу, и когда он садился в седло, то заметил, что оруженосец, сопровождавший его на аудиенцию к князю, о чём-то беседует с важным господином. Незнакомец, в дорогом, открытом на правом боку с парчовыми вставками меховом плаще, с горностаевым воротником*, идущим от шеи и до груди, застёгнутом фибулой с самоцветом, и шапке, отороченной соболем, стоял, уперев руки в бока. На его груди, висящая на массивной цепи, сверкала золотом внушительного размера медаль, а на поясе, помимо ножа, была прицеплена связка ключей к разнообразным замкам. Проезжая мимо, посланник придержал лошадку и стал прислушиваться к разговору.

(Такой воротник, известный уже в начале XIII в. как знак отличия самых высокопоставленных сановников, стал впоследствии неизменной принадлежностью королевского орната).

— Князь распорядился созывать ополчение, — рассказывал оруженосец, — скоро прибудут рыцари.

— Ах! Зачем ему ополчение? Ему своих, что ли мало? Ну, теперь хоть понятно, зачем вызывает.

— Захар Захарыч, так вы бургомистр. Кому ж, как не вам, первым новость узнавать?

— А кого воевать собрались?

— То не ведаю. Знаю только, что помощи у князя запросили.

Лошадь посланника уже выехала за ворота замка, как в подтверждение услышанного разговора на окраине Самолвы раздался рёв рога. К площади, на которой уже стал собираться народ, приближался отряд всадников с обозом, растянувшийся на две сотни шагов. Впереди ехал Трюггви, показывая рукой в разные стороны, что-то громко объясняя двум собеседникам на огромных лошадях, укрытых белыми попонами. За ними следовали знаменосцы, крепко сжимающие древки с разноцветными вымпелами, а за ними колонна 'тевтонских' рыцарей. На треугольных щитах, притороченных к бокам лошадей, на плащах всадников и на выглядывающих из-под них сюрко были нарисованы кресты.

— Десять рыцарей? Как же, да тут с полсотни будет. — Сказал про себя шпион, пришпоривая лошадь, как вдруг обратил внимание на странные сани с полотняной крышей и намалёванным на них красным крестом. — Понятно, почему Штауфен плюёт на слова епископа, он и с тамплиерами снюхался. Ну, ничего, господь поможет отделить зёрна от плевел.

Савелий и Свиртил уже во дворе замка слезли с лошадей, испили с дороги подогретого вина и принялись обниматься со мной, сетуя на вынужденный маскарад с переодеванием.

— Мы эти фартуки уже на Псковском озере надели, возле островка. — Савелий указал пальцем на своё сюрко с чёрным крестом на груди. — Только переоблачились, как прямо на нас, из-за мыса, трое санок наяривают. Едут и едут, нам-то что? А как только возничие кресты увидали, то сразу к берегу и тикать в лес. Добро побросали. Народ какой-то пуганый.

— Здесь война, Савелий. Ярославовичи на той стороне Ливонию грабят. Вам, наверно, счастливчики попались по дороге, что добычу домой везли.

— Добычу? Да там такое барахло, что у нас и не возьмёт никто. Вот, помню, в январе мы обоз степняков перехватили. Так там добыча. Я, кстати, пару кубков золотых сюда привёз. Гюнтеру в подарок.

— А что за степняки?

— Ты ж знаешь меня, Лексей. Я их в полон не беру, спрос не учинял. Неча им по земле русской ходить.