Смоленское направление. Кн. 3

— Свиртил! Отомсти за нас!

Мсти! Мсти! Мсти! Последние слова эхом пронеслись по водной глади озера. Паромщики стояли на плотах, опустив головы. О засаде они знали, но побоялись рассказать. Взятые в заложники их семьи, находились в такой же опасности, как и они. Свиртил всё понял и повернул коня в сторону Пнёва.

— Мы отомстим, но потом, когда никто не будет нас ждать. Клянусь, они пожалеют. — Свиртил пришпорил лошадь. — Вперёд!

Пять десятков всадников удалялись от переправы, а в Изменке тем временем, потрошили телеги. Почувствовавший себя на минуту триумфатором, Рихтер не верил своим глазам. Добычи не было. Сотни наёмников, являвшиеся в мечтах — растаяли как утренний туман. Жена Гюнтера вновь стала недосягаема, как впрочем, почёт и уважение в Дерпте. Расспросить у мёртвых, куда подевались сокровища венецианского каравана, не представлялось возможным. План быстрого обогащения рухнул.

Пройдя Нарову с опережением графика в один день, кеч 'Марта' рассекал воды Финского залива. Держась в прямой видимости берега, мы шли к Кунде. Освоившись со штурвалом, Соболёк подменял Игната каждые четыре часа и так — с утра до самого вечера. Труд рулевого, без гидроусилителя руля, несмотря на все редукторы очень тяжёл. Сулев и Улеб, соответственно помогали отцу и дяде, вращая колесо по команде, в нужную сторону. Как только начинало темнеть, кеч подходил к берегу и мы становились на якорь. Первая неприятность, с которой экипаж столкнулся в море — была банальна. Имя ей — 'морская болезнь'. Четверо новгородцев, только и мыслили, поскорее оказаться на берегу, периодически свешиваясь за борт, вызывая Нептуна. Суточная стоянка в посёлке Тарванпеа (старое название Кунды) стала для них своеобразной наградой за пережитое двухдневное морское путешествие. Особенно, когда они выменяли у сыновей Игната и Вани Лопухина, сэкономленное сухое вино. Ребята охотно поменяли его на курагу, отдавая предпочтение лакомству.

Соболёк примостился рядом с жующими сушёные абрикосы и стал рассказывать.

— Тут, невдалеке, лежит знаменитый камень Линды.

— А кто такая Линда? — Поинтересовался Ваня.

— Старики говорят, что Линда была женой великана Калева. И случилось так, что он умер. Линда положила его на землю, и решила возвести над умершим мужем курган. День и ночь она носила огромные камни в своём переднике, курган был практически завершён, и оставалось положить последний камень — вершину, но подходящего по размеру валуна нигде не могла найти. Тогда она отправилась сюда, в это место.

— Дяденька Соболёк, а как велик этот камень?

— Три десятка мужчин, взявшись за руки и обступив его, смогут обнять камень. Высота же его…, в пять человеческих ростов.*

(Соболёк немного увеличил размеры. Высота камня Линды семь метров, а диаметр сорок).*

— Ого, такой и всеми самолвинцами не сдвинуть с места. — Удивился Улеб.

— Так вот, — продолжил рассказ Соболёк, — Подняла она этот камень и понесла, но он настолько был тяжёл, что завязки передника не выдержали и лопнули. С тех пор, камень так и лежит там. Огорчилась Линда, пошла обратно и так расстроилась, что заплакала. Не смогла она достроить курган для своего мужа. Из слёз её образовалось целое озеро Юлемисте. Утёрла она лицо и сказала людям: — Стройте здесь свои дома в память о моём муже, а если прекратите строить, то озеро затопит вас всех.

— А курган где находится? — Спросил Сулев.

— В Вышгороде. Тоомпеа он называется. С тех пор, люди не прекращают строительство, а если кто-то скажет, что всё построено — предсказание сбудется.

— Дяденька Соболёк, — не унимался Ваня, — мы в Вышгород зайдём?

— Ну, если погода позволит, то в Колывани мы послезавтра будем, там всё своими глазами увидите.

Соболёк как накаркал. Не дойдя до Колывани двадцати миль, мы вынуждены были переждать шторм в устье Ягалы. И всё благодаря барометру, который оградил нас от лишних неприятностей. Как только стрелка показала понижение давления до семьсот тридцати миллиметров ртутного столба и уныло продолжила ползти вниз, мы повернули к реке. Набежавший порывистый ветер сначала принёс дождь, а затем, на море разыгралась буря. Песок дюн смешался с водой, и матового цвета волны накатывались на берег, одна за другой, соревнуясь между собой в высоте гребня. Смотреть на разбушевавшуюся стихию очень хорошо из окна уютного отеля, либо укутавшись в плед, на защищённой террасе, попивая горячий кофе, или потягивая выдержанный коньяк, раскуривая ароматную сигару. Ничего этого у меня не было, только интересные собеседники. Спрятавшись в рубке от дождя, компанию мне составили Снорри и Игнат с Собольком. Изредка заглядывал Ваня, справляясь у Стурлассона, не закончилась ли его вахта. Свей отрицательно водил головой из стороны в сторону, и юнга, поправляя капюшон дождевика, вновь выходил на палубу. Мы обсуждали погоду.

— По всем приметам, море должно было быть спокойным. Как ты почуял, Лексей? — Спросил Соболёк.

— Уши зачесались, а это к дождю.

— А у меня, левая нога ныть начинает, — сказал Игнат, — Когда погода портится. Только за эти дни, наверное, подустал — вот и не почувствовал.