Смоленское направление

Лава приближалась, вот уже первые стрелы с широкими наконечниками стали достигать ровного строя моих деревянных воинов. Впивались в их ростовые щиты, отскакивали от шлемов, иногда попадали и в корпус, но основная масса падал на лёд, превращая заледенелую поверхность реки в шкуру ежа.

Кони передового отряда рухнули на лёд, сбрасывая наездников. Ржание обезумевших от боли лошадей слилось с криками о помощи. Острые четырёхгранные шипы раскалывали копыта мохнатых лошадок. Лёд треснул, не выдержав огромной массы в одном месте. Кочевники ринулись вперёд, пытаясь таранным ударом опрокинуть строй. Две тысячи шипов, посеянных на всю ширину реки, собирали свою жатву смерти. Лёгковооружённые пастухи полегли почти все, но оставалась ударная часть отряда кочевников. Я сменил уже четвёртый магазин, выбивая командиров, а может просто хорошо экипированных воинов. Действуя по принципу: шлем, панцирь, сабля – значит командир, нет шлема – простой воин. К сожалению, защиту на голове имели многие, такого разнообразия в доспехах, мне ещё не приходилось встречать. Некоторые лошади имели накидки, из переплетенной кожи, закрывающую грудь коня, многие воины вообще напоминали китайцев, из увиденных мною фильмов. Встречались и русские доспехи, не иначе как доставшиеся трофеи.

– Пахомушка, стреляйте навесом в сторону реки, враг уже на шипах. – Прокричал вниз новгородцам.

По этой команде, арбалетные болты вылетели из крепости и понеслись к реке, в заранее пристрелянное место. Три или четыре болта вонзились в лёд, остальных даже не было видно. Через сорок секунд залп повторился, каждый стрелял с той скоростью, на которую был способен.

Кульминация боя приближалась. Около ста семидесяти бронированных всадников преодолев все шипы, приближались к манекенам. Просверленный лёд, щедро удобренной солью не выдержал, река вскрылась по всей ширине.

– Этей-Темир, воины гибнут, не сумев убить ни одного урусута. – Один из сотников со злостью обратился к новоявленному командиру.

Отступать было нельзя, Шоно просто казнит, узнав, что потеряна почти половина его войска. Из семи сотен, остались не более двух. Идти вперёд невозможно, лёд превратился в обломки, среди которых барахтаются уцелевшие кони.

– Отходим, дух реки не хочет пропустить нас вперёд. – Этей-Темир развернул коня, собираясь покинуть поле битвы. – Как можно вести бой, если нет возможности для манёвра, мы нападём завтра. Бараунгар сохранён, а это главное.

Двести семьдесят всадников вернулись в свой лагерь. Шоно внимательно выслушал Этей-Темира, даже позволил угоститься тому кумысом.

– Ты правильно поступил, что отвёл войска назад. Скольких урусутов ты убил? – Тысяцкий сверлил взглядом своих голубых глаз собеседника.

– Ни одного. – Этей-Темиру даже стало стыдно, произнося горькую правду.

– Это хорошо, утром ты один доедишь до крепости и договоришься с князем урусутов, чтобы нас пропустили. – Шоно махнул рукой, показывая, что разговор окончен. Когда сотник вышел из юрты, Батасухэ чуть ли не набросился на отца.

– Ты будишь вести переговоры с урусутами, после того, как они сложили головы моих воинов как груду камней? – Слова вырывались с каплями слюны, казалось, что каждое слово соправождается плевком.

– Успокойся, жаль, что тебе не досталось от матери хоть частичка её коварства. Как только Этей-Темир покинет стоянку, мы тронемся в путь по лесной дороге. Она ведёт к городу урусутов. Если реку нельзя перейти по мосту, то для этого существует брод. – Шоно похлопал по плечу своего сына.

Четыреста тяжеловооружённых всадников хватит с головой, чтобы войти через открытые ворота города. До оговоренного срока, оставалось два дня.

Ночью в крепости мало кто спал, ожидали ночного нападения. Итоги утреннего сражения были впечетляющими, не потерять ни одного человека, при этом разгромив почти тысячную армию. То, что потери противника существенно меньше, я ещё не знал, но всё равно, чувство гордости переполняло меня.

– Надо будет поощрить людей, как думаешь, Пахом Ильич? – Спросил у компаньона сидя в доме.

– А за что награждать то, Лексей? Каждый свой живот защищал, вот если б в чесном бою кровь пролил, тогда да, можно и одарить. – Ильич с удивлением посмотрел на меня.

– У меня дома, принято, после победы людей наградить, чтобы они знали, что заботятся о них и помнят. – Что в этом плохого? Размышлял я.

– Хм…, по твоему разумению и хазарин, который врачевать должен, ни разу мха не доставши, тоже награду получит? Одаривать надо только отличившихся. – Закончил свою мысль купец.

– Пахом Ильич, каждый отличился на своём месте, и раз результат достигнут, то значит, все действовали правильно. Ты, ночь не спал, дырки во льду сверлил, куклы ставил, цыган с дудкой, в пять минут лошадок в крепость завёл, а то, что хазарин никого не лечил, так то – вообще здорово. Давай-ка, мы с тобой выпьем, отметим успех наш. – Сказал, вставая из-за стола, направляясь на первый этаж. В погребе стояла початая бутылка коньяка и пара лимонов.