Смилодон в России

Не стал Буров клясться в верноподданнических чувствах, говорить о любви и верности и предлагать дружить семьями, нет, сухо поклонился, прищелкнул каблуками и, четко развернувшись, зашагал прочь. Строевым. Так что вздрогнули стены Эрмитажа, взволнованно закачались люстры, и ее величество самодержица российская попятилась. Не поняла очередной шутки генеральской. А Буров перешел себе на цивильный шаг, с усмешечкой прибавил ходу, однако выбраться без приключений из государыневых хором ему не удалось — в Овальном зале с ионийской колоннадой его ждали, и, судя по всему, с нетерпением.

— Бог мой, так это же князь Буров-Задунайский, собственной персоной, — послышался насмешливый картавый голос, и из-за колонны показался… де Гард. — Ах, какой сюрприз, ах, какая честь!

Злой волшебник, как это и положено по статусу, был одет зловеще, во все черное, а картавил, не в пример антисемиту Безбородко, как-то мягко, вкрадчиво, не допуская даже мысли о чем-то нехорошем[478]. Тем не менее общаться с ним по душам как-то не хотелось. И вообще подходить близко. Категорически.

“Ну, кажись, начинается”, — внутренне обрадовался Буров, посуровел лицом и выразил недоумение:

— А что, сударь, разве мы знакомы?

— Заочно, достопочтимый Василий Гаврилыч, заочно, но очень хорошо, — выдавил улыбку маг и медленно сложился в полупоклоне. — Разрешите представиться: кавалер де Гард, милостью провидения, барон. Не угодно ли вам, сударь, переговорить со мной по одному важному вопросу, не терпящему отлагательств? Прошу.

И он рукой, затянутой в черную перчатку, показал Бурову на дверь. Из-за соседних колонн сразу выдвинулись двое Бойцов, обнажили свои светящиеся клинки и гадостно оскалились — мол, давай, русский, давай, а то выпустим кишки-то.

— Всегда рад приятному общению, — мило улыбнулся Буров, дружески подмигнул сикариям и следом за де Гардом направился… в бильярдную. Да, любят же на Руси гонять шары, ох как любят, что фавориты, что черные волшебники.

“Ну что приперся-то? Все неймется тебе? — взглядом осведомился мраморный Потемкин. — Опять будешь морды бить? Пинать сапожищами?”

“Это, ваша светлость, как получится”, — мельком глянул на него Буров, сделал резкий выдох и сосредоточил все внимание на Бойцах. Те устроились в тылу, у двери, аккурат за его спиной. Злой волшебник расположился фронтально, с непринужденностью опершись задом о бильярд. Что-то в жилистой его фигуре было фатоватое, вместе с тем зловещее, вызывающее отвращение и необъяснимую брезгливость. Словно при виде гадины, хотелось или убить его, или убежать прочь. А потом вернуться и все же убить.

— Итак, сударь, вашему положению не позавидуешь, — сразу взял быка за рога черный маг, и ноздри его породистого носа хищно раздулись. — Вы знаете непозволительно много и остались в скорбном одиночестве. Граф Орлов-Чесменский, хвала богам, пребывает в агонии, а персону, способную реально помочь вам, вы только что отвергли. Посему предлагаю открыть известный вам секрет и вступить в члены могущественной тайной организации, которую я скромно имею честь представлять. А иначе, — он усмехнулся и пальцем показал Бурову за спину, — Асаил с Ави-Албоном[479] заберут секрет и без вашего участия. Вместе с мозгом.

Услышав имена свои, сикарии обрадовались, мгновенно переменили позы и с быстротою молний взмахнули свиноколами. Надрывно взвизгнул рассекаемый воздух, печально застонал под богатырскими ногами пол. Ох, жуть…

“А ведь заставят обрезание сделать, это у них главный вопрос… Нет, ну его на хрен”, — быстро посоветовался с самим собой Буров, встал поудобней, “отдал якоря”, выказывая мучительную работу мысли, принялся чесать затылок и наконец заинтересованно спросил:

— А оплачивают проезд у вас в оба конца?

И тут же из рукава его, натягивая упругий шнур этаким свистящим первомайским раскидайчиком[480], вылетел “клык дьявола”. Бедному сикарию Асаилу точно в глаз. Вернее, в мозг. Миг — и, выдернув кинжал из страшной раны, Буров направил его Ави-Албону в кадык. Как всегда, с убийственной точностью. Все это случилось настолько стремительно, на один счет, что оба сикария рухнули синхронно, в унисон, причем на одинаковый манер — мордами об пол. Хрустнуло, чмокнуло, грохнуло, и наступила гробовая тишина. Правда, ненадолго.

— Ах, значит, так? — грозно прошипел де Гард, вытянулся в струну и принялся делать пассы в сторону приближающегося Бурова. — Славой Гедулаха, по повелению Иеседа, с милостивого соизволения Малхута заклинаю тебя, о Елохим, именем Невыразимого и прозванием Нерожденного…