Совы, корчащие из себя афинян. — У правительств больших государств имеется два средства удерживать народ в зависимости, страхе и повиновении: более грубое — войско, более тонкое — школы. При помощи первого они привлекают на свою сторону честолюбие высших и силу низших слоев населения, насколько эти качества свойственны людям посредственным, или малодаровитым, при помощи же второго средства привлекается даровитая беднота, а именно духовно развитая и требовательная полубеднота средних сословий. Прежде всего правительства создают из всевозможных учителей себе как бы придворный штат, невольно обращающий свои взоры на верх; причем они нагромождают всевозможные препятствия развитию частной школы и особенно нелюбимого ими домашнего воспитания и обеспечивают за собою право располагать весьма значительным количеством учительских мест, на которые устремлено по меньшей мере в пять раз большее количество голодных взоров, полных подданнического выражения. Но эти места должны прокармливать своих заместителей лишь крайне скудно: этим в них поддерживается лихорадочная жажда повышения, которая заставляет еще теснее примыкать к правительственному направлению. Поддерживать легкое недовольство всегда выгоднее полного довольства, этой матери мужества и бабушки свободомыслия и гордости. При помощи этого сословия учителей, удерживаемого на узде как материально, так и духовно, происходит развитие образования страны до того уровня, который полезен государству, притом в градациях, определенных сообразно его целям; и прежде всего всем честолюбивым умам всех сословий почти незаметно прививается убеждение, что общественных отличий непосредственно достигает только направление, признанное и отмеченное государством. Влияние этой веры в правительственные испытания и в государственные титулы так велико, что даже люди, оставшиеся независимыми, возвысившиеся благодаря торговле и промышленности, носят в груди жало неудовлетворенности до тех пор, пока их положение не замечено и не признано свыше каким-нибудь назначением или орденом, пока они не окажутся «на виду». Наконец, государство связывает сотни и тысячи подчиненных ему чиновнических должностей и доходных мест с обязательством получить образование и диплом государственной школы; почет в обществе, хлеб насущный для себя, возможность обзавестись семьей, покровительство людей, власть имущих, общность идей со всеми получившими то же образование, — все это образует ту сеть надежд, в которую попадает каждый юноша; и откуда в самом деле может у него явиться недоверие? Если обязанность служить несколько лет солдатом становится в течение нескольких поколений бессознательной привычкой и предпосылкой, с которой заранее считается каждый, строя план своей жизни, то государство может смело решиться на мастерский прием, — связать выгодами школу и армию, дарования, честолюбие и силу, т. е. привлекать в армию путем привилегий людей наиболее даровитых и образованных и внушать им дух солдатчины и радостного повиновения, так чтобы находились всегда желающие закабалять себя в военную службу на более продолжительные сроки и придающие ей своими дарованиями еще более блестящую славу. После этого нужны только предлоги для крупных войн, но об этом уже заботятся с соблюдением полной невинности дипломаты совместно с биржею и газетами, потому что у такого народа всегда во время войны совесть чиста; ее нечего уже подготовлять.
Пресса. — Если сообразить, насколько незаметно и скрытно проскальзывают и теперь великие политические события на сцену всемирной истории, насколько они заслоняются незначительными событиями и кажутся ничтожными вблизи, как поздно сказываются глубокие последствия их появления, заставляющие содрогаться самую почву, если, повторяю, сообразить все это, то какое значение можно придавать современной прессе, с ее ежедневной ложью и оглушающим, возбуждающим, устрашающим криком? Разве она не постоянная слепая шумиха, увлекающая мысль и слух на ложный путь?
После великого события. — Народ или человек, душа которого сказалась при каком-нибудь великом событии, чувствует обыкновенно после этого потребность в шалости, или грубости, не столько из стыда, сколько ради отдыха.