Смертельно безмолвна - 2

- Истории должны заканчиваться, Ноа. – Слезы катятся все сильнее и сильнее.

- Истории живут вечно, Ариадна.

- В отличие от людей.

Он молчит. Нерешительно обнимает меня и кладет подбородок мне на макушку.

- Я увижу... увижу маму? – Запинаясь, спрашиваю я и захлопываю ладонью рот. Мне нельзя

плакать, нельзя, нельзя. – Она будет со мной?

- Она всегда с тобой.

Я плачу. Умирать сложно. Не помню, чтобы люди говорили об этом. Обычно все так

уверенно кричат, что умирать легко и просто, что жить сложнее и так далее, но это полная чушь.

Люди должны жить. Люди должны наслаждаться жизнью. Раньше я думала, что все мы

родились, чтобы умереть: эдакая странная издевка, мол, всем нам все равно придется с миром

попрощаться рано или поздно. Но теперь я понимаю: мы родились, чтобы жить.

Как просто быть рядом с друзьями. Как просто отмечать дни рождения. Как просто с

улыбкой встречать хорошее и со слезами встречать плохое. Как просто ссориться и ждать, что все

наладится. Как просто ошибаться и учиться на ошибках. Как просто говорить отцу или маме, что

ты их любишь. Как просто доверять секреты брату или сестре.

- У людей это вызывает проблемы. – Неожиданно тихо усмехается Ноа и глядит мне в глаза,

отстранившись. – Все, что ты назвала. Обычно, это самое сложное.

- Вот тебе еще один факт про людей, мистер Смерть. – Я стираю со щек слезы. – Мы всегда

все осложняем. Но понимаем, что мы все усложняем, лишь тогда, когда усложнять уже нечего. –

Повожу плечами и усмехаюсь. – Как там говорится... ну...

- Что?

- Дорожишь, когда потеряешь?

- Наверно.

- Что-то в этом духе.

Делаю шаг назад и выпрямляюсь, дрожа от холода. Пусть все это закончится.

Человек я или монстр, я должна поплатиться за то, что сделала. Осознанно или нет, я не

думаю, что кого-то волнует этот вопрос. Не думаю, что им зададутся родственники тех, кого я

лишила жизни. Не думаю, что я вообще имею права сомневаться.

- Нет. – Ноа поднимает подбородок, а я согласно киваю.

- Я не имею права сомневаться.

- Но я могу. Я могу сомневаться, могу хотеть сомневаться и могу все это исправить.

- Что?

Внезапно глаза Смерти становятся черными. Хлопок, и он рядом со мной, его ладонь на

моей груди, его взгляд внутри моей головы. Я ошеломленно застываю, а он рычит:

- Я – Смерть. И я решаю, кто умрет, а кто останется жить.

- Нет, Ноа, не надо! – Впиваюсь пальцами в плечи отца. – Я не могу... я не...

- Я уже однажды спасал тебе жизнь, Ариадна.

- Это неправильно! Так не должно случиться, ты же знаешь.

- Ты – моя дочь.

Внутри все переворачивается, становится дико больно, и я распахиваю глаза, а Ноа в эту

секунду перевоплощается в незнакомое мне существо с пустым взглядом. Холодный и опасный.

Смертоносный. Морт сжимает меня в руках, будто мошку, и произносит:

- Каждый день ты будешь помнить о том, что совершила. Каждый день будешь жить с этими

мыслями, и ты никогда не избавишься от воспоминаний. Никогда! Это твое третье проклятье, Ариадна Монфор-л’Амори. – Глаза Смерти вонзаются в мою грудь стрелой, и я чувствую, как

легкие сводит. Раз толчок, два. Мое сердце скрипит, пытаясь очнуться. – Ты будешь жить, потому

что я – часть тебя, Ариадна. Потому что я – твой отец.

- Ноа...

- Ты будешь жить.

Он прижимается губами к моему лбу и шепчет дрожащим голосом:

- Ты была права. Законами вселенной правит любовь.

А затем меня разрывает от такой горячей боли, что я кричу. Сердце взрывается, меня

пронзает колючая судорога от головы до кончиков пальцев, и уже в следующее мгновение я

открываю глаза и вижу светлый потолок, нависающий над головой, будто небо.

Не могу пошевелиться. Смотрю вверх и щурюсь. Что за странный звук... в ушах...

Я постанываю, приподнимаясь на локтях, и замечаю краем глаза Хэйдана: его голова

опущена между колен. Парень сидит рядом, сжимает в замок трясущиеся пальцы.

- Ты... ты мне не поможешь?

Его руки замирают, голова медленно поднимается, парень ошеломленно распахивает глаза и

восклицает не своим голосом:

- Ари? Что за...

Лицо друга вытягивается, губы подрагивают, он кидается ко мне и прижимает к себе так

судорожно, что дыхание перехватывает.

- Боже мой, – хрипит он, водя ладонями по моей спине, – ты жива, боже, ты жива!

- Я так скучала, Хэрри.

Зажмуриваюсь, а он вдруг начинает трястись. Друг плачет, я не помню, чтобы Хэрри плакал.

Прокатываюсь пальцами по его прилизанным волосам и шепчу:

- Не надо, пожалуйста.

- Я думал, что потерял тебя.

- Хэрри.

- Я думал... – Он отстраняется, стягивает очки и морщится. – Думал, что больше тебя

никогда не увижу, черт возьми. Как же так...

Его пальцы сжимают переносицу, а я вновь обнимаю друга.

- Это я во всем виновата.

- Издеваешься? Ты ведь спасла мне жизнь! – Его ореховые глаза смотрят на меня так

пристально и искренне, что внутри все переворачивается. – Ты из-за меня...

- Замолчи. Если потребуется, я сделаю это снова.

- Идиотка.

Он смеется и плачет, и сжимает меня в медвежьих объятиях, пытаясь задушить. Но я не

против. Я прижимаюсь к нему близко-близко, чтобы слышать биение его сердца. Хэрри

отстраняется и неуклюже шмыгает носом.

- Черт возьми, – протягивает он, усмехнувшись, – это же невероятно, как так вышло?