А теперь она снова надирается, а Ричард уже в Англии. Она не должна больше пить. Ей понадобится трезвая голова. От этой мысли настроение упало. Ощущение одиночества «тех, кому за тридцать» коснулось её вроде ледяного ветра. Захотелось ещё рюмку. Как всегда, когда бывало плохо. Или – когда хорошо. Приходилось признаться себе, что последнее время она стала многовато пить.
Набирая номер, Фрэнк Смит сказал Фоли:
– Будем надеяться, что нализаться она ещё не успела.
– В таком-то часу? Спит, наверное.
– Ребята из спецотдела говорят, в квартире горел свет. Значит, не спит. А когда она не спит, то пьёт.
– Видел я её как-то, – сказал Фоли, – симпатичная.
– Симпатичная. Грустная только.
Он узнал её ещё до того, как она заговорила. У неё была привычка подняв трубку делать паузу. Как будто боялась плохих новостей, людей или просто всего, что может причинить боль.
– Алло.
– Джоан? Фрэнк Смит. Разбудил?
– Нет, не могла заснуть, так что встала и решила чего-нибудь выпить, – Она замялась, – я думала, это поможет уснуть.
Она придушенно икнула.
– Джоан, мы думаем, что Ричард в Англии.
– В Англии? – она надеялась, что удивление получилось достаточно правдоподобным.
– Он не связывался с тобой?
– Никто со мной не связывался. Никто. Никому больше не нужна.
Жалость к себе и упрёки были верным признаком, что она уже набралась. Тем не менее он почувствовал себя виноватым.
– Джоан, послушай, я хотел позвонить тебе, но… помнишь, в последний раз… Ну, ты сказала, чтоб я не…
– Я никого не обвиняю, – ответила она с достоинством, чуток подпорченным очередным «Ик!»
Он удалялся от цели разговора, но то же происходило и в любом разговоре с Джоан. Если у этих разговоров вообще была какая-то цель.
– Джоан, если Ричард появится, ты мне скажешь? Это очень важно.
– Ты же говорил, что он не вернётся. Что это невозможно.
– Я ошибался, – терпеливо объяснил Смит.
– Почему важно? Хочу сказать, почему вы его ищете?
– Ну… Я не могу говорить об этом, Джоан. Вопросы безопасности.
Он ждал, что она скажет что-нибудь, но трубка молчала.
– Джоан, ты там?
Опять молчание.
– Джоан? Джоан?
– Фрэнк, кто эти люди внизу? Они одеты, как полицейские.
Смит зажал микрофон рукой.
– Обдолбанная, – заметил она Фоли, – но не дура.
Потом – Джоан:
– А… Я как раз хотел объяснить. Это… э-э… из спецотдела.
– Вы разыскиваете его. Что он натворил?
– Ну… ничего. Это из-за того, что он может натворить.
– Может натворить? Хочешь сказать, что он псих, да?
– Нет, я не говорил, что он сумасшедший. Послушай, Джоан, я не могу объяснять, это… это секретная информация. Но если он свяжется с тобой, дай мне знать. Честно, Джоан, это для его же пользы.
Звучало не особенно убедительно, и он знал это. На том конце опять молчали.
– Ты веришь мне, нет? Джоан?
– Верю.
– Ещё кое-что. Парни из спецотдела… они захотят… ну, посмотреть квартиру. Если ты не против.
– А если против – это что-то значит?
– Это обычная процедура. Ты же знаешь, как это у полицейских.
– Нет, – сказала она, – не знаю.
– Ну…
– Они думают, что Ричард прячется у меня. Так?
– Это просто возможность, которую они хотят исключить.
– И что тогда? Я, как это называется, «выйду из круга подозреваемых»?
– Я могу сказать им, что всё о'кэй?
– Можешь говорить им, чтобы поднимались. Я хочу обратно в постель.
Отбой.
– Начала совершенно окосевшей, – сообщил Смит, – но протрезвела на ходу.
– Думаете, она знает что-то про Эбботта?
– Не знаю. Ничего с ней не разберёшь. Неврастеничка.
Двое из спецотдела обыскали квартиру быстро и профессионально. Они были вежливы и, уходя, извинились за вторжение. У обоих были одинаково блеклое выражение лиц и огромные ступни. Последнее почему-то особенно удивило её.
Она вернулась в гостиную и наполовину задёрнула шторы. Это был сигнал для Ричарда, что квартиру обыскали и ушли. Потом Джоан налила себе ещё рюмку.
Она знала, что заслужила её.
Они спрятались на обочине дороги, чтобы пропустить пьяных солдат. Тогда-то всё и случилось. Дорога вела в деревню, которую рота только что прочёсывала в поисках двух беглых зэков. Жители молчали – да им и нечего было рассказывать. Но солдат это взбесило. Они закололи старосту штыками, изнасиловали двух женщин, не успевших спрятаться, и прикончили весь запас маисового пива.
Теперь, распевая песни, они маршировали по дороге. Сержант, шедший впереди, заметил в придорожных кустах серого попугая и выпустил по нему очередь. Под аккомпанемент беспорядочной стрельбы попугай испустил прощальный вопль и исчез в кустах – целый и невредимый. Солдаты загоготали, расстреляли по кустам всю обойму, после чего нестройной толпой двинулись дальше, напоминая стадо пьяных клоунов.
Одна из шальных пуль угодила Кироте в живот. Вот так. Они не попали в попугая. Они бы не попали и в лошадь на привязи. Да вообще ни во что бы не попали, как долго бы не целились. А вот Кироте убили. Наповал.
– Не надо было нам прятаться, – пробормотал Эбботт, – Надо было танцевать на виду и изображать живую мишень. Тогда бы точно завалили только попугая.
Он дотащил Кироте до реки, промыл рану и осмотрел её.
– Тебе нужна помощь, – сказал он, – Я схожу в деревню.