«Новое большинство» Ричарда Никсона развалилось после Уотергейта и отставки президента и вице-президента. Успех противников Никсона, добившихся его ухода, стал архетипом политики «индивидуального уничтожения», суть которой состоит в устранении со сцены того или иного политического движения через компрометацию его лидеров. На сегодняшний день подобная практика является стандартом американской политики.
Культурные марксисты это прекрасно понимали. Их критическая теория была прототипом политики индивидуального уничтожения. Последняя ориентируется на политических лидеров, а первая направлена на целый народ и на его прошлое. По большому счету, она представляет собой «теоретический аналог» осквернения могил вкупе с некрофилией.
Многие организации, в «ведении» которых ныне находится прошлое Америки, действуют по принципу оруэлловского министерства правды: спустить в «дырку в мыслях» патриотические истории о славном прошлом. Америки и сфабриковать новые «байки», повествующие о ее преступлениях и грехах, превращающие то, что мы любили, в предмет ненависти, то, чему мы поклонялись, делающие постыдным, если не сказать презираемым. Многие герои былого пали под тяжкой поступью Новой Истории. Конечная цель — уничтожить патриотизм, искоренить любовь к стране, деморализовать народ, деконструировать Америку. История больше не будет вдохновлять нас, наоборот, она поделит американцев на детей жертв и детей злодеев из прошлого Америки.
Любовь ребенка к своей матери возникает в силу человеческой природы, а вот любви к своей стране необходимо учить. Только обучаясь, ребенок узнает о своем народе и о стране, в которой ему выпало родиться и жить. Для тех, кто родился перед Второй Мировой войной, любовь к стране была вполне естественной. Радио, кинематограф, газеты, комиксы, разговоры на улицах и в домах — никто и нигде не осуждал проявлений патриотизма. Мы были добры и доверчивы — пока не произошло внезапное нападение на Перл-Харбор. Многие американцы погибли вместе с флотом, другие полегли на поле смерти у Батаана. А теперь мы платим японцам той же монетой.
В те годы людей объединял некий дух, которого, увы, не воскресить. Мы действительно были одной нацией, одним народом. И не то чтобы Вторую мировую войну не осуждали! Нет, вечерами можно было услышать из «затемненных» окон всякие разговоры и вопросы: будут ли немцы бомбить Вашингтон, разумно ли помогать Сталину, кто лучше и достойнее — Эйзенхауэр или Макартур, что стоит за «продажей» Польши и кто несет ответственность за нашу полную неготовность к налету на Перл-Харбор. Сегодня, впрочем, Вторую мировую войну принято называть «Доброй войной»; это одно из немногих событий в нашей истории, на значимость которого не покушаются ревизионисты. Можно оспаривать мудрость тех или иных тактических решений, но стратегию не оспорит никто: ведь наши враги были земными воплощениями дьявола, а мы воевали на стороне Бога.
В Корее было иначе. Это была война «расколотой нации» — Америки Трумэна. Но в отличие от Вьетнама ни один патриот не заявлял, что северные корейцы и китайские коммунисты могут оказаться правы, а США могут ошибаться. Инакомыслие было инакомыслием генерала Брэдли: «неправильная война в неправильном месте и в неправильное время, да и враг неправильный…»4
С приходом к власти Эйзенхауэра завершилась и война в Корее, и досужие рассуждения относительно «сговора в Ялте» и «утраты Китая», равно как и началась новая «эра добрых чувств», продлившаяся до 22 ноября 1963 года. После убийства президента Кеннеди контркультура принялась подрывать американское наследие, демифологизировать историю Америки и умалять ее героев. При содействии масс-медиа контркультура не оставила без своего внимания ни одно событие, ни одного персонажа. Мы выросли в эпоху доверия. Мы стареем в эпоху неверия, вяло отмахиваясь от грохота барабанов контркультуры, не приемлющей перемирий.
Еще не так давно каждый американский ребенок знал имена всех величайших путешественников — Магеллана, Васко да Гамы, Кортеса, Генри Гудзона, а величайшим из всех по праву считался Колумб, открывший Америку во время одной из самых выдающихся экспедиций в истории человечества. С него начинались все наши учебники истории. В католических школах детям рассказывали о французских и испанских путешественниках и миссионерах, о североамериканских святых наподобие Исаака Жокее, миссионера у ирокезов, забитого насмерть томагавками поблизости от Олбени. А затем переходили к Джону Смиту и Джеймстауну, отцам-основателям и Плимутроку.
Далее наши учебники истории перепрыгивали через сто пятьдесят лет — к французской и индейской войнам, конгрессу гербового сбора, бостонской резне и бостонскому чаепитию, к «Дайте мне свободу или смерть», Банкер-хиллу, Декларации независимости, Вэлли-Фордж, к «Мне жаль, что у меня только одна жизнь, которую я могу отдать за свою страну», Бенедикту Арнольду, Саратоге и сдаче Корнуоллиса в Йорктауне.