Читаем Смерть во спасение полностью

Неожиданно из-за спины властителя выпорхнула гибкая, как змея, юная дева, с такими же раскосыми светлыми глазами и полными красными губами, одарила гостей улыбкой, затем приблизилась к Ярославу и, влюблённо глядя на него, поднесла на блюде хлеб с солью.

«Ведает мордва наши обычаи, — ободрившись, отметил про себя князь. — И встречают ласково».

Правитель пригласил грозных гостей в шатёр, указал на мягкие подушки, брошенные на ковре, которые, по их пониманию, заменяли лавки да кресла. В центре стоял низенький столик, на нём возвышалось широкое серебряное блюдо с нарезанной маленькими кусочками копчёной бараниной. В двух деревянных плошках лежали очищенные лесные орехи, а на широком блюде гора лесной земляники. Та же красавица, что вручала хлеб-соль, разлила кумыс по кубкам. Увидев её во второй раз, Ярослав смог получше разглядеть мордвинку: несмотря на раскосость, глаза яркие, чистые, как роса поутру, а губы подобны бутону дикой розы, и стан лёгкий, гибкий, залюбоваться можно. Уходя, она одарила князя столь нежной улыбкой, что привела его в смущение.

«Да я ей вроде бы понравился! На служанку не похожа, и свита на ней расписная, а вот украшение из желудей. Где же золото и каменья драгоценные? И на царе Пургасе кафтан без самоцветов, а опушка на шапке из обыкновенной белки. И угощают небогато, конина да орехи! — нахмурился Ярослав. — Могли бы и расстараться».

   — Мы знаем, вы любите пить мёд, сейчас его принесут, но мы любим и кумыс и просим вас его отведать, — слащаво улыбаясь и смешно, почти певуче растягивая слова, заговорил седой мордвин, стоя за спиной правителя. — Наш повелитель, великий и мудрый царь Пургас, не так хорошо знает ваш язык, как я, потому и говорить за него буду я...

Пургас, глянув на гостей, что-то быстро проговорил на своём языке, и толмач поклонился.

   — Сейчас принесут двух молодых верченых барашков, корчагу мёда и горячих лепёшек, а пока отведайте копчёной баранинки, — перевёл он.

   — Наши ратники готовы ринуться в бой, а посему перейдём к тем условиям, на которых вы просите у нас мира, — заговорил Ярослав. — Сколько пушнины, коней, мёда, баранов, быков, яловиц, золота, самоцветов и прочих вещей вы можете нам предложить, чтоб мы вложили мечи, в ножны?

Толмач медленно перевёл эти слова Пургасу, точно разъясняя их значение. Царь поджал губы, зацокал языком, закачал головой, протяжно забормотал, то и дело вздыхая. Переводчик ему поддакивал, пожимал плечами.

   — А самоцветы, о коих вы изволили толковать, это такие речные камешки разных цветов? — недоумённо вытянув голову, спросил советник властителя.

   — Самоцветы обычно в каменных горах водятся, — заметил язвительно Ярослав.

   — Но у нас только лесные горы, — ответил толмач. — А потому и золота нет. Купцы разные к нам наезжали, о нём расспрашивали, обещали за него и соль, и шелка заморские, мы уж людей своих посылали его искать по округе, да никто ничего не нашёл. Остальным сможем одарить, скажите лишь, сколько всего готовить?..

   — Вы сами определитесь, сколько вы можете дать, — заявил Всеволодович, раздосадованный тем, что его воевод обманули пьяные офени, наговорив с три короба о богатствах мордовского властителя. Он даже подумал, что существует, может быть, ещё один царь и тот непомерно богат, или купцам после медовых чаш всё это привиделось. — Если покажется мало, мы скажем. Ибо если мы составим наши нужды, то вы должны будете их исполнить. Или умереть. Вот уж тогда на торг мы не пойдём!

Пургас поёжился, услышав эти угрозы, и согласился. Ярослав заранее знал, что увеличит всё в три раза, ибо обычно втрое дань стараются уменьшить.

Принесли двух сочных барашков, корчагу мёда, и застолье потекло оживлённее, но царь и его советник держались напряжённо, точно прикидывая, какую часть богатств они могут безболезненно отнять у себя и своего народа.

В середине трапезы вышли два игруна в ярких кафтанах, один с дудкой, другой с бубном, заиграли, а под музыку выплыла снова и юная дева, чью красу князь уже отметил, и стала танцевать, показывая, сколь искусно она умеет владеть телом, и бросая страстные взоры на князя. Царь Пургас при виде красавицы расцвёл, захлопал в ладоши.

Ярослав, несмотря на сочного барашка и его нежные рёбрышки, сидел мрачный. Он надеялся вернуться из этого похода с немалым богатством, которое бы позволило показать кукиш да не идти на поклон к новгородцам, обида на которых ещё не истаяла в душе, а чем у мордвы поживишься? Стадом баранов да быков, старыми кошмами да сотней лошадей? В царской юрте ковры и те вытерты.

Танец закончился, игруны с танцовщицей поклонились и ушли, трапеза подошла к концу. Толмач, о чём-то шептавшийся во время танца со своим повелителем, улыбаясь, заговорил об откупе, стал жалиться на бедность их царства, перечисляя, сколько они имеют овец, коней, седел, выделанных кож, мёда, самотканых холстин и ковров.

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечество

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза