Смерть во спасение

Лишь Иоанн, всегда уважавший божий дар Гийома, нахмурился. Он понял, что произойдёт с ними, если Иеремия с Петром ошибутся. Они здесь чужаки, а кроме того, византийцы возбудили зависть местных знахарей. Конечно, этого может и не случиться, а иметь кошель серебра в дорогу совсем неплохо. И крепкую одежду. И лошадей. Тогда долгое путешествие назад, в родные места, станет ещё приятнее. А надежда на Гийома не так уж велика. Вернётся из похода Ярослав, каковой недолюбливает монаха, прогонит его со двора, и им тогда придётся снова на пустой монашеской похлёбке перебиваться. А от неё Иоанн уже отвык, не говоря о Петре, который такого просто не выдержит.

   — Ладно, будем собираться потихоньку, — вымолвил Иоанн. — Мы не дети, чтоб не понимать смысл того, о чём нам Гийом глаголит. И я чую неладное. Гадкие слухи, как воронье, вокруг нас кружат. Мы своё дело сделали. Александр родился, подрастает и добрым рыцарем становится. Теперь он и без нас в силу пойдёт. Значит, мы своё свершили. За месячишко поднакопим сухарей, одёжку подлатаем да двинемся. Вот такое моё слово...

Пётр с Иеремией молчали. Трудно было им согласиться со столь суровым решением. Лекарские опыты так захватили двух монахов, что они мыслили даже при храме святой Софии учредить нечто вроде лечебницы. И посадник с боярами их затее потакали. А тут взять да сбежать. Пётр порозовел лицом, отрезал себе кусок грибного пирога, стал шумно жевать, но первым выступить против Гийома и Иоанна не решался, ждал, что Иеремия скажет.

   — Что молчишь, Иеремия? — не выдержав, спросил Иоанн. — Мы не неволим никого. Останетесь здесь, ваша воля, а мы с Гийомом уйдём. У меня одна с ним судьба, другой не будет.

Детское личико знахаря дрогнуло, он заволновался, едва представив себе, что может лишиться близких друзей.

   — Разве мы больше не одно целое? — хриплым голосом вымолвил он. — Ведь мы с Петром ради всех стараемся. И родная сторона у нас одна. Беда заставила странствовать да сюда забросила. Вместе ушли, вместе и вернёмся. Согласен с Гийомом: хулы и завистников хватает, но и доброхотов немало, кто готов помочь нам с Петром лечебницу открыть. И у меня совсем другие предчувствия, я тоже кое-что понимаю и в звёздах и в приметах, но ничего погибельного я для нас пока не вижу...

   — Семь лет прошло и три месяца, — будто в горячечном бреду, раскачиваясь на лавке, забормотал Гийом. — Три лишних месяца мы уже здесь, и промедление более невозможно. Поверьте моим мукам, которые терзают мне душу. Я бы собрался да завтра же на рассвете покинул город. Ушёл бы, не дожидаясь купеческого обоза, с пустой сумой на боку.

Он взглянул на Иоанна, как бы уповая на его поддержку, но тот опустил голову.

   — Уйдём с дырами на задах да с ковригой хлеба? — усмехнулся Пётр.

   — Через месяц покинем святую Софию новгородскую! — поднявшись, повторил Иоанн. — И более никаких сомнений и переносов. Да будет так!

Он перекрестился на икону, висевшую в углу, и поклонился Спасителю.

Гийом на следующий же день объявил княгине, что через месяц они покидают Новгород. Господь призывает их вернуться на родные пепелища.

   — Византия возродится, верьте мне, ваша светлость, и наша святая обязанность употребить свои последние силы на возрождение колыбели греческой веры. Потому хоть и с горестью для себя, но принуждены мы пуститься в обратный путь, — волнительно вымолвил он. — Но, покинув сей благословенный город, мы никогда не забудем вашей милости и заботы, что призрели нас в самый тяжёлый миг нашего жития.

Гийом поднялся и в пояс поклонился Феодосии.

   — Я хочу тоже поклониться вам за всё, что вы сделали для моих сыновей, пестуя их вместе с Якимом и наполняя юные души знаниями. На Руси не так много учёных монахов, которые бы полнились познаниями об окружающем мире, — склоняя голову и ласково улыбаясь, проговорила княгиня. — Скажите, чем я могу отблагодарить вас, отец Геннадий?

   — Право же, ваша милость, вы и без того наградили меня сполна, и мне больше ничего не нужно, — Гийом выдержал паузу. — Я буду жалеть, что не смогу более увидеть ваших сыновей, к которым привязался всей душой. Они оба...

Они сидели в сенях, и сквозь распахнутое оконце монах вдруг увидел помощника конюшего Романа, который вёл за узду Серка, того самого каурого жеребчика, которого Гийом столь настойчиво советовал продать, прозрев, сколь он опасен для старшего княжича Феодора. Провидец даже запнулся, уставившись на конька. Заметила его и Феодосия.

   — Муж дорожит этим жеребчиком и не согласился его продать, как я его ни уговаривала. Но я приказала, чтобы сыну подыскали другую лошадку...