Читаем Смерть в Версале[редакция 2003 г.] полностью

— Мне вас искренне жаль, мадемуазель, — ласково говорит он. — Вас покорили манеры воспитанного мальчика, вам это казалось чем–то необычным, сказочным. Увы, изящные манеры не означают, что их обладатель хороший человек.

О Боже! Что я слышу!

— Ох, хоть кто–то понял меня и посочувствовал! — благодарю я. — Таких женщин, как я, не любят, все думают, что нам нравится такая жизнь. Это не так! Как я завидую мадам Морьес! Перед ней мужчины расшаркиваются, робеют в ее присутствии, а меня… Ох, лучше не говорить… На днях мне исполняется 26 лет… и никто ни разу не поздравил меня с днем рождения! Я пыталась напоминать, но в ответ слышала только грубость.

— Это случалось, даже когда вы были ребенком? — вдруг спрашивает он.

— Да, — грустно говорю я. — Дело в том, что я не помню моих родителей. Вы можете представить, в какой среде я росла? Уж не думаете ли вы, что я избрала свой путь по желанию, и он мне нравится?

— Нет, мадемуазель, вам просто не повезло, — утешает Макс.

Какой человек! В знак участия он берет меня за руку. Макс первый, кто понял мои истинные чувства. Мы молча смотрим друг на друга.

— Я была на последнем заседании Собрания, — несмело говорю я. — Я видела вас…

— Мадемуазель, прошу вас, не надо меня жалеть! — твердо произносит он. — Я знаю, на что иду.

— Нет, я не жалею вас, — заверяю я Макса. — Я вами восхищаюсь. Тогда меня просто поразили ваша смелость и хладнокровие. Вы выступали против решения всего Собрания.

— Спасибо, мадемуазель, — на его тонких губах мелькает улыбка.

— Вы хотели узнать что–то еще? — спрашиваю я, помедлив.

— Когда вы познакомились с Мирабо? — задает Макс вопрос.

— Чуть больше месяца назад, — отвечаю я. — Это знакомство перевернуло мою жизнь! Его покровительство мне очень помогает. Теперь я могу позволить себе собственную квартиру в Сент — Антуанском предместье. Это неплохой район.

— Прошу простить за нескромный вопрос, он вам давал какие–нибудь поручения конфиденциального характера? — спрашивает он.

Я испугано смотрю на него. Он догадался? Может, просто интересуется?

— Ничего он мне не доверял, — говорю я натянуто. — Мои обязанности соответствовали только обязанностям куртизанки.

— Еще раз прошу прощения, — говорит Макс.

Он целует мне руку и удаляется. Кажется, он не поверил тому, что я сказала про Мирабо. Его дело. Но как он мил!

Я, Пьеретта Шабри, лежу на кровати. Сегодня я не пошла продавать цветы, не принималась за раскрашивания фигурок. Светик, Поль и Пьеро сказали мне, что со мной ничего страшного. Мне нужно просто отдохнуть. Почему–то они запретили мне выходить из дома…

Ох, меня все время преследуют кошмарные сны. Фурии–торговки хотят задушить меня. Я просыпаюсь в холодном поту…

А жизнь теперь не такая яркая, как раньше. Почему? Больше нет мсье Морьеса. Я его никогда не забуду. Я продавала цветы в Пале — Рояле, он вечерами покупал их у меня. Для жены.

Он платил крупной монетой, сдачи не брал. Я так легко влюбилась в элегантного господина. А однажды он дал мне сотню! Целую сотню! Я, помню, поцеловала ему руку. Тогда Морьес сказал, что хочет со мной увидеться завтра. Тон его был спокоен и холоден. Но завтра Морьеса уже не было на свете… Кто его убил?

Я погружаюсь в размышления. Лежа, так хорошо размышлять. Я дурочка! Я обманывала себя! Мне об этом все говорили. Все видели, как я смотрю на Морьеса. Мне говорили, что он на меня не обратит внимания, а если обратит, то только шутки ради. Они правы! Морьес никогда бы не полюбил меня.

В тот день, когда он назначил мне свидание, мне было не радостно, а больно! Радость я придумала, пытаясь обмануть себя. В тот момент я хотела, чтобы Морьес мне никогда не встретился, чтобы он умер… Но я верила в лучшее! Я верила! Я всегда думаю о хорошем, гоню черные мысли! Они мешают жить!

Мои размышления прерывает стук в дверь. Входит человек, о нем мне говорила Светлана. Мне страшно. У него внимательный холодный взгляд, мне кажется, он видит меня насквозь! Я все рассказываю ему: про Морьеса, про мою безответную любовь, про сотню. Зачем я это рассказываю? Я его боюсь. Он улыбается мне. Утешает меня. Мне уже не страшно. Я успокаиваюсь.

<p><strong>11 ОКТЯБРЯ, воскресенье</strong></p>

Я, Ретиф де ла Бретон, прогуливаясь по саду Тюильри, встретил одного из депутатов Собрания. Его зовут Робеспьер. Нет, мы говорим не о политике, а об убийстве мсье Морьеса.

— Увы, — говорю я. — Мне ничего не довелось заметить. Очень жаль.

— А Натали Планш вам знакома? — спрашивает депутат.

Я киваю. Моя поденщица. Ловкая тетка. Умудрялась делать уборку у всех солидных людей города. Я слышал, у нее даже был блокнот, куда она записывала дату и время визита.

— А Пьеретта Шабри? — продолжает он беседу.

— Да, я недавно видел ее в кафе, — отвечаю я. — Вдруг ей стало дурно, бедняжка!

Робеспьер задает мне еще несколько вопросов на тему, кого я подозреваю. Ох, Бог его знает. Никого! Именно это я ему и говорю.

— Вы мечтатель, не так ли? — вдруг спрашивает он.

Не знаю, какое это имеет отношение к делу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Робеспьер детектив

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза