Смерть в семье

– Боюсь, именно так, Эфимия. Я в этом бизнесе не участвую. Отец не возражает, поскольку у меня слабое сердце. Он предпочитает, чтобы люди думали, будто я не работаю с ним из-за проблем со здоровьем, а не по велению совести. Но моя совесть все равно неспокойна. Я получил скромное наследство от своего покойного крестного отца, и оно дает мне некоторую самостоятельность, однако я по-прежнему живу в доме отца и ем за его столом. Всю свою жизнь я трачу его кровавые деньги.

Тут я почувствовала необъяснимую потребность увеличить дистанцию между нами и пересела на соседний с креслом стул. Конечно, служанке не подобает сидеть в присутствии хозяина, но мне казалось, что мы уже преодолели черту сугубо деловых отношений.

– Я думаю, вашу жизнь в доме отца, когда вы были ребенком, в расчет можно не принимать. Родителей не выбирают.

Он кивнул:

– Да, но жизнь с такими родителями калечит психику. Представляете, каково это – понимать, что твой отец отчасти виновен в массовых убийствах. Если бы вы знали хотя бы десятую долю того, что творилось в Африке… Хорошо, что не знаете.

– Говорят, опасно не само оружие, а тот, кто держит его в руках.

– Не очень убедительный аргумент. Моя семья участвовала в разработке самых страшных видов оружия, и с тех пор мы сами решаем, кому его продавать. Будущее всего мира теперь зависит от нас больше, чем когда-либо.

– Я плохо разбираюсь в политике… – начала я, но мистер Бертрам меня не услышал. Он не мог остановиться, слова хлынули потоком, будто прорвало плотину.

– Однажды вечером Ричард изрядно напился и принялся хвастаться тем, что они с Жоржем сделали. Трезвым он бы никогда мне в этом не признался, но алкоголь развязал ему язык. Я знал, что мать близнецов была каким-то образом связана со «Шнейдер»[6] – несмотря на немецкую фамилию основателей, это французская компания. На заводах «Шнейдер» выпущено новое полевое орудие – эта гнусная штуковина косит людей, как серп пшеницу, и теперь планируется ее продавать и французам, и немцам. Французы начали завоевание Вадаи[7], но дело не только в этом. Они вкладывают деньги в новые проекты. Ходят слухи о разработке тяжелых артиллерийских тягачей. Эта невероятная мерзость навсегда изменит картину войны. Разумеется, все говорят, что подобные машины нужны для защиты торговых путей через Сахару, но я не верю. Мне в кошмарах снится будущее нашего мира – то будущее, в которое его ведут такие люди, как мои отец и брат. Наши деньги сделаны из человеческой крови, и мы тратим их на то, чтобы пролить ее еще больше.

– Такой бизнес можно назвать гнусным и подлым, но он все же вполне законный и не дает повода для убийства, – заметила я.

– Эфимия, многие люди – очень важные и серьезные люди – уверены, что назревает война с Германией. Россия погружается в хаос. Мы надеемся сохранить дружеские отношения с французами, но… но некоторые члены партии унионистов симпатизируют немцам. Ричард к ним весьма благосклонен. Той ночью, когда напился, он сказал мне, что лишь благодаря его влиянию новое оружие «Шнейдер» было предложено и этой стране.

– На пьяную голову мужчины зачастую преувеличивают свои достижения, разве нет?

– Вы не понимаете. Я принадлежу к семье чудовищ. Они способны на всё.

Сказанное мистером Бертрамом отозвалось во мне вихрем противоречивых мыслей. Даже при обычных обстоятельствах было бы сложно выстроить их в систему, а сейчас, когда я сама, добровольно, загнала себя в лабиринт классовых условностей и пыталась из него выбраться, было и вовсе невозможно разобраться, с чего начать. С одной стороны, я видела, что этот человек искренен и от всей души желает поступить правильно. Кроме того, легко было согласиться, что о европейской политике и общем состоянии дел в мире ему известно куда больше, чем мне. Но с другой стороны, я сомневалась, что оба убийства в Стэплфорд-Холле имеют к этому какое-то отношение. Потому я сделала единственное, что было сейчас в моих силах, – охладила его пыл пригоршней здравого смысла.

– Возможно, в ваших умозаключениях есть резон, сэр. Однако, помимо смерти двух членов семьи, есть два подозрительных события: кто-то проник в мою комнату с неизвестной целью, а отношение вашего брата ко мне вдруг резко изменилось.

– Вы вполне привлекательны и выполняете обязанности служанки в доме его отца – поверьте, Ричарду этого достаточно.

Я задохнулась от возмущения. Во-первых, мне не казалось, что девушка в униформе служанки и с подобающей прической в принципе может быть привлекательной. А во-вторых, он сказал «вполне»!

– Я имел в виду, что любая мало-мальски привлекательная служанка может невольно удостоиться внимания моего брата, а уж вы-то… – неуклюже уточнил мистер Бертрам.

Я вспыхнула. Мне было непривычно выслушивать комплименты ни в статусе служанки, ни в статусе герцогской внучки.

– Не надо забывать, – резко сказала я, – что у вашего брата с самого начала было море возможностей разглядеть степень моей привлекательности, но его поведение изменилось слишком уж неожиданно.

Мистер Бертрам склонил голову набок, как ворон, созерцающий червяка.